Натали Лан. Ксения Леонидовна Пашкова
при виде него у меня в голове всплывает слово «мужчина». Я наблюдаю за его расслабленными движениями и ловлю себя на мысли, что его энергетика стала совершенно другой. В нем едва узнается мальчик, который предлагал мне помощь с домашним заданием и пытался угостить выпечкой из столовой. Теперь он похож на человека, который приходит и берет все, что захочет. Такие перемены будоражат не только меня. Я сразу замечаю, как девушки из класса с интересом рассматривают его и приветливо улыбаются.
– Просто из наших тут только Олег, а мы с ним никогда не ладили, – продолжает говорить сам с собой Артем, пока я пытаюсь выйти из ступора.
Он нравился мне весь девятый класс, но только сейчас я осознаю, насколько наивны были те чувства.
– Ладно, – выдавливаю я из себя, надеясь, что в ближайшие дни он подружится с кем-то из наших новых одноклассников и пересядет к ним. А еще у меня нет ни малейших сомнений, что он не станет больше возиться со мной, когда способен вскружить голову буквально любой свободной девушке в классе. Словно в подтверждение моих мыслей к нам подходят две подруги, держащиеся за руки. Они уверенно наклоняются над нашей партой и поочередно протягивают Артему руку в знак знакомства.
– Какие милые, – ухмыляясь, замечает он, когда они возвращаются на свои места.
Я оставляю его комментарий без ответа. В течение дня к нему подходят еще несколько раз. Он каждый раз пытается привлечь меня к беседе, но я отворачиваюсь, всем своим видом показывая, что мне это не интересно. Когда к последним урокам все относительно успокаиваются, Артем, к сожалению, переключается на меня.
– Как прошло твое лето?
И зачем только он ко мне лезет? Стоит отвыкнуть от общения с ним, как он с новой силой врывается в жизнь.
– Ничего особенного, – говорю я, рисуя в блокноте пышные розы с шипами.
– Держи, – Артем протягивает мне черную гелевую ручку.
– И зачем она мне?
– Ей удобнее рисовать, – буднично отвечает он.
– Тебе-то откуда знать?
– Ну, как бы стыдно художнику не разбираться в подобных вещах.
– И давно ты стал художником? – мне кажется, что он шутит или издевается, но лицо Артема остается серьезным.
– Думаю, с рождения, – мой вопрос заметно поднимает ему настроение. – Похоже, ты знаешь меня ничуть не лучше всех этих незнакомцев.
– Видимо, ты держал это в тайне, – я гордо вскидываю подбородок, уверенная в том, что запомнила бы такую важную деталь. – Учительница по изобразительному искусству всегда хвалила талантливых ребят, и ты никогда не входил в их число.
– Может, ты просто невнимательно ее слушала? – в его голосе я отчетливо слышу издевку. Он намекает на мое безразличие по отношению к нему, и это вполне справедливо. Когда я заинтересовалась им в девятом классе, Артем уже слишком отдалился, чтобы у нас получилось сблизиться. Это угнетало меня без преувеличения целый год.
– Ну, хорошо, – я вырываю из середины тетради двойной листок в клетку, – нарисуй мне розы.
– Слишком