Чёрная стезя. Часть 1. Михаил Александрович Каюрин
Они обещали, что после свержения царя крестьяне получат землю, на ней можно будет свободно трудиться и самостоятельно распоряжаться продуктами своего труда. А что на самом деле произошло? Насилие и грабёж. Забрали скот, хлеб, лишили жилья. Ребятишек малых пустили по миру с сумой. Разве такую справедливость ждали трудолюбивые крестьяне? В чём их провинность, чтобы с ними так поступать? Ведь это они кормили таких, как ты, нахлебников.
– Но-но, попридержи свой поганый язык! – взвинтился Кривошеев. – За такие слова, мил человек, тебе, пожалуй, и десятки будет маловато! Ты сейчас подтвердил, как ненавистна тебе советская власть, открыто заявил, что не согласен с политикой государства. А это уже, брат, статья 58 тире10 УК РСФСР.
– Думаешь, напугал меня? – совершенно спокойно произнёс Марк. – Ничуть. Эту статью ты мне заранее приклеил, Афанасий Дормидонтович. Без суда и следствия. Ты обрёк меня на неволю умышленно в тот момент, когда взял ручку, чтобы подписать ордер на арест.
– Не строй из себя невинную овцу.Тебя арестовали по подозрению в совершении контрреволюционных действий, – перебил Кривошеев. – Следствие НКВД разберётся во всём.
– Не надо лукавить, будто я рублю под собою сук, – сказал Ярошенко. – Моя судьба давно уже решена тобою. А беседу эту ты затеял лишь для того, чтобы развеять в себе некоторые сомнения, которые гложут тебя изнутри. Смута терзает твою душу. Ты боишься той жестокости, что процветает в вашей конторе. Боишься судного дня, который рано или поздно наступит. Тебя настораживают трения во власти на самом верху. Со стороны видно, как мучает тебя бессонница. Вон лицо-то какое серое. Или я ошибаюсь?
Кривошеев насупился и промолчал. Карандаш, который он вертел в руках заметно дрожал. Чувствовалось, что слова Марка попали в точку.
Ярошенко, поняв, что его высказывание возымело действие, продолжил атаку:
– Ты хотел бы уяснить для себя, почему одного за другим сажают в тюрьмы видных полководцев, именитых врачей, директоров производства. Ты не знаешь, кому задать этот потаённый вопрос, разъедающий тебя изнутри. Боишься, Афанасий Дормидонтович, что после этого вопроса сам можешь оказаться в тюремной камере. А наедине со мной можно говорить на любую тему, не страшась последствий. Я для тебя настоящая отдушина, в которой нуждается твоя душа.
Наступила небольшая пауза. Марк Ярошенко внимательно всматривался в лицо Кривошеева, пытаясь уловить внутреннюю реакцию собеседника. Но тот продолжал молчать, нервно перекатывая карандаш меж пальцев.
Арестант хмыкнул и вновь продолжил:
– Тебе очень хочется услышать мнение со стороны, чтобы облегчить свои терзания. Это как глоток воды в июльский зной. Твоя душа требует исповеди. Чем не подходящий случай, не так ли? Я безопасен, за дверями конвой, делай, что заблагорассудится, спрашивай о чём угодно – никто не заподозрит твоих истинных устремлений. Можно и побить в конце беседы, для маскировки, для отвода глаз. Бражников, вон, успел уже отвести душу.
Кривошеев,