Другая судьба. Эрик-Эмманюэль Шмитт
никуда не делась.
Гитлер двадцать раз прочел числа, сличая каждую циферку слева направо и наоборот. Все зря. Разница есть. Явная. Неубиваемая…
Гитлер становится тяжелым, свинцовым, холодным, бессильным.
Действительность взяла верх. Чары рассеялись.
Мир не сдержал ни одного из данных обещаний. Гитлер один на свете.
Все товарищи были очень впечатлены рассказом Адольфа Г. Получить первый заказ в девятнадцать лет! И вдобавок заказ на изображение Рождества в частной часовне! У графа! Такого знаменитого графа, что Адольф даже отказался назвать его имя! История быстро облетела весь первый курс. Так же быстро, как и рассказ о его обмороке.
Он боялся следующего урока обнаженной натуры. Если ему снова станет дурно перед бесстыжей женщиной, все окончательно уверятся, что он – жалкий девственник-пуританин.
В свободные часы он запирался в своей комнате и перерисовывал обнаженных женщин из антологии гравюры. Так он приручал свое смятение. Рисуя бедро, изгиб груди, он ощущал наплыв эмоций, натягивавших ткань его брюк, порой даже доходил до экстаза, но в обморок не падал. Достаточно ли этого? Под защитой своего одиночества, стен своей комнаты и того факта, что его карандаш лишь воспроизводил линии, он худо-бедно владел собой. Но кто поручится, что, увидев трепещущую женскую плоть, опасно близкую, зримую и нагую, он не отключится снова?
Настал час рокового урока.
Студенты набились в жарко натопленную мастерскую. Адольф вошел последним и добирался до своего мольберта только что не на ощупь.
Модель поднялась на возвышение.
По залу пронесся разочарованный шепоток.
Это был мужчина.
Походка развязная, подбородок выпячен, лицо замкнутое, глаза почти закрыты, – решительно безразличный к разочарованию сорока разгоряченных юнцов, он снял брюки, небрежно поиграл мускулами и принял атлетическую позу.
Облегчение Адольфа было превыше всех надежд. Он с улыбкой смотрел на своих товарищей, но те были слишком раздосадованы и не обращали на него внимания.
Адольф взял уголь и начал рисовать.
Он услышал смутный шум в левом углу. Несколько учеников возмущенно переговаривались свистящим шепотом.
Убедившись, что речь идет не о нем, Адольф Г. сосредоточился на рисунке.
Четверо юношей отшвырнули карандаши, подхватили свои вещи и, нарочито громко топая, направились к двери. Уже на пороге один из них бросил преподавателю:
– Это недопустимо! Абсолютно недопустимо!
Тот отвернулся, как будто не услышал, а студенты удалились, хлопнув дверью.
Адольф Г. наклонился к своему соседу Рудольфу:
– Что это с ними?
– Они отказываются рисовать эту модель.
– Почему? Из-за того, что он мужчина?
Рудольф поморщился, давая понять, что осуждает поведение однокурсников.
– Нет. Из-за того, что он еврей.
Адольф опешил:
– Еврей? Но откуда они знают?
Он бродит по улицам Вены. Пустой, без всяких желаний, не сводя