Русалочка. Георгий Протопопов
наступила некая пауза, и я воистину поразился окружившей меня невероятности.
Алиса вышла из бани. Обернутая в полотенце, невозможно длинноногая, раскрасневшаяся, вся из плавных, мучительно манящих линий, и мое сердце в очередной раз неистово заметалось в груди.
– Ой, хорошо-то как! – сказала она. Губы таили улыбку, как будто призывая оценить ее натуральную, ничем не приукрашенную красоту. Или мне просто так казалось. —Бабушка сейчас выйдет, а потом твоя очередь. Там не сильно натоплено, но ты можешь поддать пару. Горячая вода в бочке, холодная в ванне. Веник я запарила. Грязные вещи брось на полу в предбаннике, я завтра постираю.
«Ох, нет», – подумал я.
Из-за дома послышались вздохи и шарканье.
– Все, иди, – кивнула Алиса, и вдруг порывистым, но легчайшим движением коснулась пальцами моей руки.
«Пронзило разрядом», – говорят в таких случаях, и с этим действительно не поспоришь. Я вскинул голову, и на какую-то волшебную секунду мне показалось, что взгляд Алисы совершенно по-особенному – непостижимо и загадочно – сияет в свете уходящего дня.
Что это было? Может быть, только мое воображение. В течении дня я не замечал какого-то особенного кокетства и знаков с ее стороны. То, что я мог бы, сильно польстив себе, принять за неявный флирт, возможно, было простой общительностью. Все, что я мог сказать, это то, что, кажется, она чувствовала себя довольно свободно и легко в этом самом общении со мной, но это ведь ничего не значило. Хотя, при желании, могло сойти за хиленькое, но достижение. Однако по пути в баню, разминувшись с бабушкой, которую машинально поздравил с легким паром, я не переставал спрашивать себя: «Что это было?».
Банька пряталась за домом и была очень маленькой, почти игрушечной, какой-то милой и опрятной на вид. И белой. Не в смысле «белой» или «черной», а в смысле, что бревна, из которых она была сложена, были побелены снаружи. В крохотном предбаннике на лавке в алюминиевой плошке горела толстая свеча. Я разделся и вошел в парилку. Здесь имелось окно на дальней стене – совершенно прозрачное, но вечерний свет уже довольно слабо проникал сквозь него. Я все же разглядел в полумраке оцинкованную ванну с ручками на полу, в которой плавал ковшик, а на полке перевернутый тазик и еще один, в котором запаривался веник. Я думал о голой Алисе. Потом, так сказать, взял себя в руки и усмехнулся.
– Чего уж там, помоемся в одного, – произнес я вслух.
Смешал в тазике воды из ванны и вмурованной в печку бочки, немного подумал и плеснул полковшика на печь. Забрался на полок.
Что называется, я вошел во вкус. Даже попарился. В бане я задержался где-то на полчаса или минут на сорок. Поменял трусы, но залез в прежние джинсы и футболку. Они были еще чистые, правда. Трусы засунул в карман. Стирать она собралась, еще чего.
Когда я вышел, уже почти совсем стемнело. Отсюда, из-за дома, был виден огород, а за ним дикий луг, а еще дальше темный лес, над которым на горизонте