На краю Ойкумены. Цикл «На земле и в небесах». Книга вторая. Валерий Сабитов
через сжавшееся горло, залил половиной бокала. Помогло. Но алкоголь разгорячил не только кровь, но и без того возбуждённые нейронные сети.
– Метод?! Да, так я и думаю! Есть, есть секрет! И как я до него доберусь? Нет, нереально…
Совсем я расстроился. Даже если доберусь… Метод наверняка так же многогранен, как рецепт приготовления этого кролика. Поваром мне не стать – особый дар. Настроение упало. И элитное застолье стало не в радость. Видно, придётся до конца жизни барахтаться в привычном маразме безудержного сочинительства на пару с Глобулой. Больше я ничего не умею и не хочу. Нет, хочу, но до Метода не добраться. Тут и президент не поможет, Красс знает, что говорит. Есть пока вещи неподвластные… Но ведь достала магия! Как её ни называй, в какие рамки-серии не облачай, суть не меняется.
Покачал в руке пустую бутылку, разглядывая цветастую этикетку. В глазах туман, ничего не могу прочесть. Красс сочувственно-понимающе кивнул, повернул голову и тут же пустую тару заменили на полную. Сервис! Почётный гость? Да на одну такую бутылку мне надо пахать в пропахшей соседскими запахами квартире год. Цена фэнтезийного сериала.
Молча выпили, стало полегче, вернулся аппетит. Кролик на самом деле объедение. Захотелось выплеснуть из себя гнетущие сомнения и колючие вопросы.
– Видишь-ли, Красс… Глобула предложила несколько программ по созданию «нетленки». Испробовал. Не идёт, не катит! Ничего не выходит. Вот ты произнёс: «Метод». О, сколько я о нём думал! У Жюри, как я понял, главный критерий отбора – жизненность. Но ведь тексты создаются на семьдесят процентов Глобулой. Она обладает инфой о жизни во всех аспектах. И ей лучше известно, что куда включить. Жизненность… Это то же, что гениальность? Дар Свыше? Гены?
Красс задумался, разглядывая винную этикетку. Пригубил из бокала, сказал чуть-ли не шёпотом:
– Гений… Что мы об этом знаем?
Он не хочет продолжать разговор, который сам начал? Но меня повело, остановиться никак. Странно: в фэн-клабе напивался до чёртиков, но до самораздевания не доходил.
– Я, Красс, практически один остался. Сижу в квартире, как в клетке. Никто со мной не уживается. Или я ни с кем. Тут ещё депрессия волнами. Напьёшься дешёвого пойла, поначалу легчает, а потом ещё хуже. До гениальности мне дальше, чем до Метода.
Неожиданно зазвучал симфонический оркестр. Что-то из древней классики. Какой меломан дирижирует обстановкой в немодном баре?
– Я слышал, Красс, Жюри требует связать с творчеством совесть. Неясно, как понимать. В фантамагии никаких цензов-требований такого масштаба. Был бы удобочитаемый лёгкий текст. И нужный процент закрученности, крови, выбитых зубов, монстров, обнажённых бёдер. В основе, естественно, моя идея. Но по сути автор – Глобула.
Симфонический сложный ритм уступил место женскому контральто. По залу распространился аромат прохладной свежести. Мята… Я уж забыл о существовании на планете неярко-зелёной, в серебряном пушку травы. Голос Красса обрёл твёрдость. Он то ли спрашивал, то ли утверждал:
– Итак,