Школа жизни. Часть 1. Злата Федосеева
тех пор команда юных археологов-путешественников имела самое лучшее оборудование и снаряжение, о котором только мог мечтать любой геологоразведочный институт. А вот внедорожник и банковскую карту с неограниченным финансовым лимитом Радомир получил лично. Он никогда не пользовался карточкой в личных целях и всегда предоставлял очень подробный отчет – на что, где и когда были потрачены какие-либо средства, а главное, чем была вызвана та или иная необходимость траты денег. Поэтому ему всегда доверяли.
Теперь, когда он так скоропалительно собирался в поход, обдумывать, как, на что и сколько ему нужно средств, у него не было возможности и времени. Подойдя к столу у себя в комнате, он включил «Мак» и, войдя в почту, стал писать письма с указаниями и распоряжениями, необходимыми для работы в его отсутствие, а также на случай, если ему понадобится помощь извне.
Своему другу он написал следующее: «Опасно. Твоя помощь нужна извне. Она меня ждет. Я должен ее спасти. Друг, она зовет меня. Иду на Север в Беловодье. Один. Подстрахуй. Радомир».
Он еще раз аккуратно проверил все оборудование, уложенное во внедорожник, вещи, гаджеты, съестные припасы, оглядев по-хозяйски свою комнату, остался довольным и вошел в гостиную, где его уже ждал отец. В полной тишине они посидели на дорожку, и обнявшись отец проводил сына до калитки, где в полной готовности его ждал внедорожник и совсем не легкий путь.
С легким сердцем он включил зажигание и, выехав из дома, взял путь в сторону Питера. «Доеду до Питера, найду проводника и отправлюсь на поиски», – роились мысли в голове решительного и отважного юноши. Он был уверен в правильности своего решения, ведь он еще никогда не принимал столь важных решений, от которых зависело столь много жизней. Впервые он так встревожен, и сердце не находит покоя, впервые тоска по ней так сильно гложет изнутри. Душа мечется и рвется вон из границ сдерживающей плоти. Такая боль нечеловеческая, иногда сбивающая дыхание до темноты в глазах. Сердце усиленно качает кровь, гоняя ее по венам. Страх моментами заставляет цепенеть, и это ощущение опасности и угрозы для его суженой никак не хотело покидать его.
Не смотря на спидометр, он гнал. За окном один пейзаж сменялся другим, не оставляя в памяти следа. Мысли не переставали роиться. Все изменилось в день его совершеннолетия, в день, когда ему исполнился двадцать один год. Будто он достиг наивысшего своего предела и дверь в неведанное и запредельное отворилась сама собой. А ведь еще месяц назад он был абсолютно беспечен и никогда не испытывал тревоги. Все изменилось в ночь его рождения. В ту ночь он проснулся весь в холодном поту, с тревогой на душе и с чувством, что держал в своих объятьях Злату, свою Златоцвету – так ее величали там, откуда она, – с ощущением тепла и порхающих бабочек внизу живота. Но в этой гамме смешанных чувств было еще что-то липкое и темное, тоже рвущееся наружу. Чувства обострились до предела. Тоска, тоска по самому себе – странно, но именно по самому себе – и откуда-то из глубин взявшееся уныние переполняли