Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник). Элис Манро
сутками напролет, – сказала Сабита. Схватила подушку, прижала к груди. – Когда у людей такая любовь, они иначе просто не могут.
Одна из то ли двоюродных, то ли троюродных ее сестер уже делала это с мальчиком. Неподалеку от коттеджа, чуть дальше по шоссе, курортная гостиница, и этот мальчик предыдущим летом там работал, помогал ухаживать за садом. Он повез ее кататься на лодке и пригрозил столкнуть в воду, если она ему не даст. Так что она была не виновата.
– А плавать она что, не умела? – спросила Эдит.
Сабита сунула подушку между ног.
– М-мм! – замычала она. – Ка-айф!
Про сладостные муки, которые будто бы охватили Сабиту, Эдит все знала без нее, неприятно поразило ее только то, что кто-то умудряется это делать прилюдно. Сама она их боялась. Пару лет назад она легла спать и, сама не понимая, что делает, зажала одеяло между бедрами, но это увидела мать и рассказала ей, что знает девочку, которая примерно такие же вещи делала часто, и, чтобы от этого вылечить, ее пришлось резать, делать ей хирургическую операцию.
– Чего только с ней не делали, даже холодной водой поливали, все напрасно, – сказала мать. – Ну и вот. Пришлось резать.
А иначе в ее внутренних органах случился бы застой крови и она бы умерла.
– Стой! – вырвалось у Эдит, но Сабита, испустив последний, вызывающе громкий стон, сказала:
– Да ничего не будет. Мы там все это делали. У тебя второй-то подушки нет, что ли?
Эдит встала, пошла на кухню и налила в свой пустой стакан из-под айс-кофе холодной воды. Когда вернулась, Сабита, от хохота сразу ослабев, завалилась на бок, бросила подушку на пол.
– Ты что, подумала, я и впрямь? – сказала она. – И не въехала, что тебя разыграли?
– Мне просто пить захотелось, – сказала Эдит.
– Ты же только что целый стакан айс-кофе выдула.
– Мне захотелось воды.
– Да ну, не умеешь ты веселиться, – сказала Сабита. – А что же ты не пьешь, если тебе ее так хотелось?
Посидели, помолчали, стало совсем скучно, и тут Сабита примирительно, хотя и с ноткой разочарования, говорит:
– А давай опять напишем письмо Джоанне! Чтобы там всякие уси-пуси, любовь-морковь…
Эдит вся эта канитель с письмами уже порядком надоела, но сделанный Сабитой шаг к примирению ее обрадовал. В ней ожила надежда вернуть себе власть над Сабитой, несмотря на опыт, обретенный на озере Симко, и несмотря на груди. Со вздохом, якобы нехотя, она встала и сняла крышку с пишущей машинки.
– Дражайшая моя Джоанна… – начала Сабита.
– Нет. Это больно уж тошнотно.
– А ей, может, и нет.
– Еще чего! Ей тоже, – сказала Эдит.
Одновременно она мучительно раздумывала над тем, надо ли предупредить Сабиту об опасности застоя крови во внутренних органах. Решила, что нет, не стоит. Во-первых, эта информация является предостережением и исходит от матери, а значит, поди знай, достоверна или нет. Но это все же больше похоже на правду, чем, например,