Гормон счастья. Марина Серова
появиться не мог, убирался к чертовой матери и не входил без предварительного вызова. Но не успел.
– Водки выпить? – вдруг прозвучал за спиной тихий голос. – А не хочешь ли выпить коктейль... Знаешь, какой...
Александр Емельянович вздрогнул, начал поворачивать голову, но тут увидел, как черты сидящей на нем девушки исказились детским обвальным ужасом, а губы ее искривились беззвучным криком, и... на Войнаровского обрушилась тьма. Безболезненно, безвозвратно отсеклись все звуки, перед глазами мелькнула багровая рябь, мгновенно соткавшаяся в плотную, как театральный занавес, пелену. Александр Емельянович успел ощутить в задней части шеи, у основания черепа, что-то холодное, но в следующую долю секунды этот холод словно взорвался и залил Войнаровского, как волна накрывает с головой незадачливого купальщика.
Девица свалилась с Войнаровского в воду и подняла глаза на того, чей голос только что прозвучал. Вторая девица, онемев от ужаса, упала на спину, повернув голову в сторону Александра Емельяновича и не отрывая глаз от его шеи, из которой торчало что-то прозрачное, продолговатое. Войнаровский запрокинулся на спину, и по прозрачному предмету, проникшему в его мозг, стекла маленькая струйка крови.
Убийца шагнул к глядящей на него девушке, опустился возле нее на корточки, положил руку на ее грудь и глянул прямо в глаза. Она вжалась затылком в край ванны, словно взгляд убийцы давил на нее, как многокилограммовый гнет, и тут ей показалось, что на нее смотрит не человек. Глаза мужчины были пусты и не одухотворены жизнью, как будто принадлежали мраморной или ледяной скульптуре. По крайней мере, девушке так почудилось.
Рука, лежавшая на ее обнаженной груди, была холодной, как лед.
– Вот и Юля так же лежала...
Девушка поняла, что этот мерный, хрипловатый, негромкий голос, роняющий слова, как свеча роняет капли воска, принадлежит убийце. Больше некому.
И потеряла сознание.
Глава 1
Ночь как ночь. Звезды проступили на черном бархате неба, как зловеще блистающие кончики игл, пронизавшие ткань. В открытом окне вырастал полуобглоданный лик луны, казавшийся особенно четким в неожиданно холодном для июньской ночи воздухе. Яркий свет ночного светила сделал контрастными тени деревьев и домов, тяжело придавившие раскинувшуюся за оградой моего дома дорогу.
Окно было открыто, но спать не хотелось. Холодный ночной ветер струился в окно, дергал занавеску, обливал кожу и посылал по спине – туда-обратно, как руки неопытного массажиста, – упругие потоки мурашек.
В голову лезли всякие глупости. То сквозь приглушенный расстоянием собачий лай, дергающийся там, в пустом лунном пространстве ночи, продирался гул самолетных турбин, хотя никаких самолетов не было и быть не могло. То перед глазами вставала добродушная физиономия лабрадора с дикой кличкой Либерзон – пса, которого завели мои соседи. То в углах комнаты появлялись неясные фигуры недавно виденных мною, но уже умерших людей.
Бессонница была крайне редким явлением в моей жизни,