И мечты станут явью. Анна Май
пожимали плечами. Может, дело в ее произношении? Эля начала показывать бумажку с названием, но эффект был прежний. Спустя почти час бесконечных «Сорри!» ей стало совсем не по себе, но тут рыжий водитель фургона воскликнул: – Расл роуд! – и объяснил куда идти. Дальше Эля добралась до дома Роберто без приключений. Вскоре аппетитный запах наполнил дом.
– Чем это пахнет? Куриные котлеты! Я люблю их! – затараторил вбежавший Джош. Он схватил одну прямо с тарелки и запихнул в рот.
– Подожди, пока не сядем за стол, – заметил Роберто. – И ты должен помыть руки.
– О’кей, – похоже, Джош с отцом никогда не спорил. «Как Роберто этого добился? Может, потому что мальчик понимает: папа хочет ему добра».
И салат из свеклы, и котлеты итальянцы уплетали с аппетитом.
– Мы были в гостях у друга Джоша Миши, – пояснил Роберто. – Его папа еврей из России. Очень приятная семья. Чистоплотная! У них можно спокойно сидеть за столом. К большинству одноклассников Джош не может ходить в гости, не может там есть, потому что англичане очень неряшливый народ. Джошуа всегда ужасается: я беру вилку, а она вся жирная, грязная! Ты потом увидишь – здесь на телевидении есть передача, в которой людей учат, как убирать их жилища. Ты придешь в ужас, до чего здесь запускают свои дома!
Дом самого Роберто сиял чистотой, даже унитаз, что Элю особенно поражало – и это при том, что здесь жили трое мужчин, один из которых ребенок. Однако если сделать шаг влево – шаг вправо, обнаружится такое! Например, дно сушилки оказалось липким, черным. Помытая посуда ставилась прямо в эту грязь! А пробка для мойки была мерзко склизкой: очевидно, ее не мыли кто знает сколько лет. На ней наверняка была куча микробов, и они попадали на посуду, что ополаскивали в раковине. Эля, конечно, отдраила это все, никому ничего не сказав. Но что же тогда творилось в домах у англичан, раз их критиковал вовсе не образцовый Роберто?
– Ну ладно, Джош, хватит, ты и так уже съел слишком много! – заметил ребенку отец.
– Еще одну, – пацан, впервые не желая подчиняться, подцепил очередную котлету, одобрительно глядя на Элю. Она начала собирать опустевшие тарелки.
– Нет-нет, оставь это! – махнул рукой Роберто.
– Почему?
– Почему ты должна это делать? Ты не повар, не уборщица. Ты уже приготовила нам вкусный ужин, тарелки помою я сам. Мне нравится это делать: отвлекает, расслабляет…
Она не должна мыть посуду? Но разве он не для этого ее выписал… Нет?! Господи! Все ее мужики, начиная с отца, настаивали, что уборка – это женская прерогатива. «Ты почему до сих пор посуду не вымыла? Какая же ты лентяйка и неряха!»; «Кому ты такая нужна? Это я тебя еще терплю, но мое терпение скоро лопнет». Особенно удобно рассуждать о чужой лени, лежа на диване перед теликом. «Ты что, сам не мог помыть за собой посуду? Я только что пришла, я устала!» – «Киска, это не мужское дело. И не спорь со мной, киска, не выводи меня из себя». Словом, в России Эля, как прочие женщины, была обязана без разговоров делать по дому все: готовить, стирать, убирать,