Жулик. Часть 2. СВ. Алексей Авшеров
голов меня отвлек приятный аромат духов. Картину рассматривали несколько женщин, и букет, несомненно, принадлежал одной из них. Маленькую брюнетку и сухощавую англичанку я отмел сразу: их образу не хватало романтики. Группа рослых скандинавок отпала по той же причине. Правее, в пол-оборота, стояла дама за сорок – скорее всего, хозяйка аромата. Бочком я протиснулся ближе. Запах, профиль и светлые волосы показались знакомыми. «Неужели она! – узнал я. – Надо подойти!», однако, воскресив в памяти свой уход «не прощаясь», передумал. Пока я сомневался, место у картины заняла новая группа, и фигура женщины, мелькнув в конце зала, скрылась в толпе. Она ушла, оставив после себя еле уловимый купаж ландыша и сирени от Dior.
Дождавшись очереди, я подошел к творению Мане и, перебрав в памяти события той ночи, так и не вспомнил ее сложное имя.
Прошло два года. Я уверенно обосновался в Европе и, путешествуя по Швейцарии, заехал в Монтре. Стоял чудесный октябрь. Окружающие горы покрылись легкой паутиной первого снега, а здесь, у озера, зеленели пальмы и цвели хризантемы. Туристический ажиотаж иссяк, и городок готовился стать унылым прибежищем обеспеченных пенсионеров. Я два дня болтался по городу. Выпил кофе в «Монтре-Палас», где жил Набоков, зашел к Фредди Меркьюри, а на следующий день отправился к Шильонскому замку, главной достопримечательности Монтре. Замок виднелся издалека, но дорога к нему, живописно петляющая вдоль озера, заняла больше часа.
Впереди филиппинка из «Swiss international hospice» катила на кресле подопечную. Подобное здесь видишь часто. Не рассчитывая на рай небесный, богатые предпочитают покинуть грешный мир в раю земном. Обогнав их, я невольно разглядел обреченную. Женщина отрешенно смотрела вперед. Длинные, костлявые руки в фиолетовых прожилках лежали поверх пледа, редкие светлые волосы жидкими прядями торчали из-под платка.
Обреченная повернула голову, и лицо ее ожило. Пытаясь что-то сказать, она приподняла руку. Недоуменно взглянув на нее, я быстро пошел прочь.
Сзади послышались торопливые шаги и меня тронули за плечо. Я обернулся.
– Monsieur, come please! – медсестра жестом предложила подойти к каталке.
‒ Алексей, вы? – по-русски спросила женщина.
‒ Да, – не понимая, в чем дело, ответил я, но в запахе лекарств и разложившейся плоти почувствовал слабый цветочный аромат. Вглядевшись, я с трудом узнал ее. От той, прежней остались лишь серые глаза и купаж от Dior.
‒ Здравствуйте. Видите, что со мной приключилось…Не думала, ни гадала.
‒ Может, не все потеряно, ‒ сказал я, чтобы не молчать, ‒ здесь отличная медицина, чудеса творят.
‒ Чуда не будет… Я врач… Это кара…
‒ Кара за что?
‒ Есть за что. Наказания без вины не бывает.
Не зная, что ответить, я молчал.
Закрыв глаза, она устало откинулась на подголовник и, немного отдохнув, попросила:
‒ Обещайте выполнить мою просьбу. Хотя воля умирающей и так закон! Закажите молебен в церкви. Недели через две… Уже можно будет… Не помню, как назвалась тогда. Меня Лена зовут, Третьякова…
‒ Хорошо,