Окно в Энцелад. Глеб Рогов
первое, что пришло на ум: – Какое сердце, он же здоров как бык…
Женщина с трудом уняла плач, проговорила дрожащим голосом:
– Приезжай, прошу тебя!
– Еду, – глухо буркнул он и отключился.
Опустился на краешек кровати, замер, уставившись в зеркальную дверцу гардероба напротив. Из мира зазеркалья на него пялился бритый налысо, остролицый молодой мужчина с высокими скулами, прямым носом и узким подбородком, рассеченным надвое короткой полоской шрама. Он смотрел широко распахнутыми карими глазами на своего двойника и пытался переварить, принять, разложить по полочкам новую реальность, в которой сводного брата больше нет в живых.
Макс вздрогнул, ощутив нежные теплые ладони на своих плечах, увидел в отражении бледное лицо Снежаны, которая обняла его сзади, прижалась, будто пыталась укрыть от навалившегося горя.
– Божечки, ужас какой! – хрипло проговорила она, а через минуту добавила: – Соболезную. Поезжай, ты ей очень нужен. Созвонимся позже, мне тоже пора, перерыв скоро закончится.
Не отвечая, словно на автопилоте, Макс поднялся с кровати и принялся одеваться. Некоторое время спустя, стоя в дверях, обернулся к подруге, почти одетой и разглаживающей складки на юбке, и сказал:
– Мы оставим ребенка.
Снежана вскинула на Макса округлившиеся глаза. Она явно ожидала другого ответа.
– Ну а как же… – начала она, но он прервал ее:
– Как-нибудь разрулится. Запри, пожалуйста, дверь, а ключ в ящик, как всегда. Мне пора.
***
Стоял пасмурный, но на удивление теплый летний день. Бордовая мазда неслась по питерским улицам, благо в середине дня город не был перегружен транспортом. Макс сбрасывал скорость лишь перед видеокамерами и постами ГАИ. Он считал себя умелым и опытным водителем, с быстрой реакцией и хорошим глазомером, а потому риск нарваться на штрафы был, как ему казалось, единственной опасностью, которая подстерегала его за рулем. Даже сильный стресс не помешал вести грамотно, скрупулезно следуя правилам, – всем, кроме ограничения скорости. Всю дорогу он нервно сглатывал и кусал губы, ощущая тяжелую ледяную глыбу в животе.
Путь до проспекта Науки занял не более двадцати минут. Оставив машину на парковке для гостей, Макс торопливо направился к двери в подъезд и набрал код. Дул легкий ветерок, наполненный ароматом свежескошенной травы: газоны у дома недавно подстригли, и они казались ковролином, которым застелили голую землю; с детской площадки доносились визги и смех малышни. Но он не замечал ничего из этого, мысль сфокусировалась на предстоящей встрече с Тамарой, на том, что сейчас услышит, на рыданиях и женских слезах, – на том, что бьет больнее всего.
Взлетев на третий этаж, остановился перед черной дверью с номером 44, выгравированным прямо над глазком. Элегантная табличка извещала, что в квартире проживают Смоловы А. и Т.
Он поднял руку, приложил палец к кнопке звонка, но замер. Вдруг стало страшно. Ладони вспотели, колени противно задрожали. Он прекрасно знал, что ждало его за этой дверью. Именно это знание и не давало надавить на кнопку. Понятное