Счастливая жизнь Веры Тапкиной. Мария Метлицкая
например. Он даже удивлялся: как из такого крошечного тельца вырываются такие отчаянные децибелы?
В ванной теперь всегда стоял в ожидании отца большой старый таз с замоченными пеленками.
Пеленки, конечно… воняли. А когда Алексей увидел на ползунках ярко-желтые, похожие на горчицу следы, его вообще чуть не вырвало.
Теперь у сестры глаза были открыты. Они оказались темно-синими, в обрамлении длинных черных ресниц.
Смотрела Наташка на все внимательно, изучающе – на люстру, потолок, подвешенные к кроватке погремушки.
Близко он не подходил, изучал сестренку со стороны, поодаль.
А как-то все же пришлось подойти. Мама выскочила «на минутку» за хлебом и строго наказала: «Если Наташка начнет выступать – подойди и дай соску! Только руки помой, слышишь?»
Ну и, конечно, как назло, как только за матерью закрылась дверь, сестра развопилась.
Алексей нехотя подошел к кроватке сестры, увидел ее сморщенное личико, искаженное гримасой рыданий, и грубо спросил: «Ну, что там у тебя случилось?»
Вдруг малышка замолчала, удивленно уставилась на него, и пару минут рассматривала его с интересом. А потом вдруг улыбнулась.
Улыбнулась широко, обнажив блестящие голые десны, и радостно задрыгала ножками.
Брат тоже посмотрел на нее с удивлением – с большим удивлением, надо сказать. И увидел, что она очень хорошенькая – синеглазая, чуть курносая, с забавными ямочками на щеках.
Наташка и вправду была похожа на маму… Получается, отец его не обманул.
Считалось, что Алексей тоже похож на мать. Он подскочил к зеркалу и стал внимательно разглядывать себя.
Дааа… Похож. В смысле, он – на маму, и сестра – на нее же. Получается, что они с сестрой тоже похожи?..
Ну, совсем интересно!
Алексей снова подошел к кроватке, и Наташка опять заулыбалась ему.
– Ну, – все так же грубовато произнес он. – Чего лыбишься?
И, взяв погремушку, погремел ею перед носом малышки.
В этот день все и переменилось. Теперь, возвращаясь из школы, Алексей торопливо мыл руки и бежал к ней, к своей сестренке. А она, едва увидев его, тут же прекращала любые свои притязания, и даже самый громкий плач внезапно прерывался.
Слезинки дрожали и блестели на круто загнутых густых ресничках, и снова улыбка «до ушей», как говорил он.
Когда Наташе исполнилось шесть месяцев, мать разрешила брать сестру на руки.
– Только осторожно! – каждый раз повторяла она. – Маленькие дети – они такие верткие! Не успеешь и охнуть, как она уже на полу окажется!
Но сестра не была верткой – на его неловко сложенных руках она сидела спокойно. А однажды положила головку на плечо брата, и Алексей почти задохнулся от внезапно накатившей нежности. И тогда впервые почувствовал и любовь, и ответственность за нее. И еще – какую-то смутную и тягучую, непонятную тревогу…
…Счастливая жизнь их семьи закончилась, когда Наташе исполнилось три года. Она заболела. Вначале это был обычный грипп. Переболели и отец, и мать. Держался