Жизнь, Живи!. Евгений Владимирович Кузнецов
она к утру тогда станет, если встанет, совсем другим человеком!
А пока вот, впотьмах, стонет, поёт, скулит…
Слёзы у меня?.. Значит, не остановлюсь.
…Один я когда дома – иногда приговариваю вполголоса:
–– Сейчас будем с тобой чай заваривать.
–– "Образ".
Да, вижу… Всецело ощущаю.
Зыбкое – но рядом. Всегда рядом, но – зыбкое…
И даже странно: почему не горюю?..
Я счастлив… Я – счастлив… Не могу, впрочем, так выразиться и повторять.
Ибо пишу и пишу опять новое.
Отдаю и отдаю.
Что я счастлив, это само собою разумеется.
Комната моя, в "коридорке", всех очаровывает. Центр города областного (и начало века двадцать первого) – а барак кирпичный двухэтажный с обитыми стенами и под дырявым шифером; и по соседству с такими же ещё и деревянными. Комната огромная, высоченная, угловая, с двумя большущими окнами, на две стороны, во двор на тенистые липы – а туалет в противоположном, за сколько-то много шагов, в другом конце коридора. По одной стене книги до потолка, иконы, стол с тумбой и ящиками – а за стеной этой (дощатой, проверено, и оштукатуренной) вой кранов и стиральных машин. На столе широком – бумага чистая белая, авторучка на ней ожидающая, лампа, их осеняющая… А за дверью гулкие крики и матерные шаги… В противоположном же углу всего этого пространства – чёрные промёрзшие обои…
Пришедший пишущий – сразу, вижу, взирает на мой письменный стол: истинно со страхом.
При гостях я ощущаю себя слегка смущённым назидателем.
Невольно понимаю:
–– Я сам эту комнату очаровал!
Едва въехав, сколько-то этому лет, провёл через стену воду, установил раковину… купил электроплитку, так и не узнав никогда, которая же «комфорка» на общей кухне, по середине коридора, "моя"… обил толстым войлоком дверь изнутри…
Непишущие – сразу, слежу, вертят головой: а где же телевизор?.. И уже пять раз, считал, предлагал мне то один, то другой взять у него лишний "ящик". Сейчас, мол, и привезу. – Привезешь, дескать, – выброшу в окно!
Я, принуждая себя, иной раз должен высказываться:
–– Я сам себе телевизор!
То же ответил и Даше.
В начале нашей любви она заменяла часто слова смехом… который всегда содержательнее. (К счастью?.. К сожалению?..)
Лишь иногда как бы проговаривалась:
–– Как хорошо ты сказал!
Со временем осмелилась посоветовать… конечно же – купить новый диван.
Однажды я – при ней! – сказал то своё, моё, негромкое:
–– Сейчас будем с тобой кофе заваривать.
Она оглянулась на меня, как… на незнакомца.
Я, подхватив роль, подошёл к ней…
Никого в комнате – как и всегда, когда она приходит, – не было.
Поверила.
…Танец – это признание.
Что человек вообще более всего от себя и друг от друга ждёт и чего боле всего боится? – А признания.
Как-то она, танцуя, взяла мои ботинки… пальчиками… И успела к форточке раньше меня!.. Хорошо, была зима и снег: даже ночью ботинки – чёрные… Я со