Война миров. Герберт Уэллс
и я стал чувствовать совсем другое. Я не знаю, что произошло, почему так изменилось вдруг моё настроение. Во мне как будто какая-то внешняя сила переключила невидимый тумблер, и сделав только одно это переключение, я незаметно для самого себя перешёл в какую-то новую стадию – снова стал самим собой, каким был год назад, неделю, каким был вчера и несколько минут назад – рядовым скромным служащим, горожанином, примерным семьянином и посетителем клуба.
Я словно стал действующим лицом собственного кошмара, страшного сна, и все картины, представавшие предо мной – молчащая, как гроб, пустошь, моё неистовое бегство, похожее на скачки зайца под дулами деревенских охотников, рождественские неистовые, слепящие вспышки света слева и справа, колоссальные взвивы огня пердо мной – все это увлекало теперь меня и производило впечатление долгого болезненного сна. Потом я стал вопрошать себя, я ли это, и мой ли это сон? Что из виденного мной было сном, а что вторглось в мой мозг, как картины реальной жизни? Поверить в то, что всё случившееся со мной было самой настоящей реальностью, а не моей фантазией, я уже не мог!
Я с трудом поднялся. Последствия постоянных падений и ударов о камни теперь давали о себе знать, и стал карабкаться по крутому пандусу моста. Видимо, во время падений пострадали не только мои ноги и руки, но и голова – слушалась она меня теперь очень слабо, да к тому же и сильно болела, так же, как и мои подслеповатые глаза. Я шатался, как пьяный и, вероятно, со стороны производил довольно-таки комическое впечатление. Из-за дальней арки моста вдруг высунулась чья-то голова, и на проезжую часть выпрыгнула чья-то коренастая фигура – это был работяга с большой ивовой корзиной в руке. Второй рукой он вёл за собой маленького мальчика. Проходя мимо, рабочий посторонился и пожелал мне спокойной ночи. Я только и мог, что открыть рот, дабы вступить с ним в беседу, но судорога так сжала мне горло, что я не мог вымолвить ни слова. Из моей глотки раздался только безобразный приветственный клёкот. Рабочий удивлённо посмотрел на меня, кивнул головой и пошёл дальше по мосту, волоча ребёнка за собой.
Экспресс на Мэйбери – прерывистая полоса клубящегося белого дыма и светящаяся полоса квадратных окон – унёсся на юг, туки-тук, стучали колёса. Несколько секунд – и его нет! Кучка людей оживлённо жестикулировала у ворот дома на окраине так называемой Восточной Террасы. Ощущение, что я вернулся в реальный, знакомый мне мир, перебивалось меж тем тревожным воспоминанием – а что было там, у этого котлована? Я что-то нафантазировал? У меня был припадок сумасшествия? Всё виденное было слишком нереально, слишком фантастично, чтобы поверить во всё это!
«Нет, – отмахнулся я от вороха тревожных фантомов, – Нет! Это видение, этого не было! Этого просто не могло быть!».
Чтобы уцепиться за реальность, я стал анализировать свои ощущения. Я знал, что не был обычным человеком, и мои ощущения в экстренных обстоятельствах