Сердце Ведьмы. Женевьева Горничек
при чём здесь моя постель?
– Я мог бы лечь спать в одном из твоих платьев. Мне по душе платья. Если только у тебя есть запасные, конечно. Потому что то, что на тебе сейчас, мне кажется довольно грязным. Ты в нем спишь?
Колдунья решила не развивать тему платья.
– Какое тебе дело до того, в чём я сплю? И не думаешь же ты всерьёз, будто сегодня спишь в моей кровати – это ведь моя кровать, да и всё остальное тоже.
– Тогда, полагаю, нам придётся спать в ней вместе, – пожал плечами Локи. К её огромному облегчению, он всё ещё оставался в брюках. – Я ранен и пересёк несколько миров, чтобы добраться сюда. Можешь хотя бы удобное место для сна мне выделить, Железная Ведьма Ангербода.
Женщина слегка улыбнулась: это прозвище прозвучало неплохо.
– Ты так назвал меня из-за того, где я живу?
– Нет, из-за твоего несгибаемого характера.
– Как это мило с твоей стороны. – Она закончила с его мокрой туникой и повесила её на спинку стула, чтобы подсушить. – Твои штаны не настолько грязные, чтобы их стирать, но я постараюсь убрать пятна. Для этого не требуется их снимать, вполне справлюсь и так.
– Прекрасно. – Он плюхнулся на кровать. – Я голоден.
– Так встань и возьми еды. Я что, твоя мамочка?
– Нет, и я благодарен за это. – Мужчина вытянулся на одеялах, заложил руки за голову и, согнув одно колено, закинул сверху другую ногу. – Если бы ты была моей матерью, у меня был бы такой же простоватый выговор, как у тебя. Нет, моя матушка была той ещё штучкой.
– Должно быть, это семейное, – сказала Ангербода, садясь рядом с ним, чтобы оттереть пятно крови со штанов. – Тогда почему ты используешь её имя в Асгарде? Почему бы тебе не представляться именем отца?
– Ну, она была больше похожа на асов, чем мой отец. Или, по крайней мере, мне так кажется. – Он нахмурился. – Я не уверен. Возможно, она была одной из них. А вот он точно был великаном. Уж это я помню.
Колдунья помолчала.
– Ты не знаешь точно?
Локи посмотрел на неё со странной серьёзностью. Лечебная мазь делала своё дело – было видно, как под зелёной массой начинают образовываться струпья.
– Я мало что помню о своей жизни до Асгарда. И не говори мне, что ты многое помнишь о том времени, пока не стала Гулльвейг.
– Нет, и это уже долгое время беспокоит меня, – призналась она, заканчивая с последним пятном. Брюки, конечно, не стали выглядеть лучше, но теперь пятна были менее заметны, чем раньше. Ведьма протянула ему последний чистый лоскут ткани. – Вот, теперь можешь вытирать рот.
– Может быть, это не так уж и важно, – предположил он, бросая тряпку, испачканную в зелёной жиже, в уже переполненное ведро. – На самом деле не имеет значения, откуда мы, как считаешь? Мы живём здесь и сейчас. Мы – те, кто мы есть. Что ещё нужно?
Ангербода встала и, тоже положив свою тряпку рядом с грязными вещами, внезапно почувствовала себя опустошённой. Она подбросила дров в огонь, взяла со стола костяной гребень, расплела косу и, сев в кресло, принялась распутывать волосы. Женщина слышала,