Единая теория всего. Том 4 (финальный). Антропный принцип, продолжение. Константин Образцов
иных цивилизаций или теоретических возможностях перемещения в пространстве и времени вне известных нам законов физики – преступно и с точки зрения научного знания, и с позиций обеспечения обороноспособности страны. Представляете, какие перспективы открывает возможность деятельного контакта с разумом, превосходящим человеческий кратно? Если вынести за скобки гуманистический и философский аспекты такого контакта – а ни философия, ни гуманизм к политике не имеют никакого отношения вовсе – то возможности эти сродни получению рязанским князем Юрием, например, установок залпового огня перед самым нашествием хана Батыя.
– Или получение таковых самим ханом Батыем. Превосходящие технологии не обязательно попадут в хорошие руки.
– Опять вы за свое, Виктор Геннадьевич. Не существует плохих и хороших, есть только свои и чужие, и наш взгляд на предмет зависит исключительно от того, кого мы считаем своим, а кого – нет. Это не говоря уже о том, что большинство хороших людей хороши только лишь потому, что им не подвернулось возможности стать плохими. В общем, как только в этом деле прозвучало упоминание инопланетных пришельцев…
– Не припомню, чтобы такое кто-то озвучивал.
– Не только озвучивал, дорогой Виктор Геннадьевич! Еще и целое заявление написал по этому поводу, и подписался размашисто: «Евгений Гуревич». Вот так вот.
О том, как Гуревич провел остаток ночи после знаменательной встречи с Яной в рабочей лаборатории НИИ Связи Военно-морского флота, было известно из подробного рапорта двух оперативных сотрудников сопровождения, что незаметно следовали за ним с той минуты, когда он в радостном возбуждении выскочил из парадной и на «частнике» помчался в институт. Привыкшие к тому, что ученые порой засиживаются на работе ночь напролет, сотрудники устроились было поудобнее в креслах служебной «Волги» – но не тут-то было. Гуревич вышел минут через двадцать, бледный, словно жертва вампира, остановился на ступенях у входа, схватился за голову и стоял так с минуту, покачиваясь и беззвучно раскрывая рот. Потом встрепенулся, одернул пиджак и решительно зашагал в сторону кладбища. Оперативники нагнали его на сумрачных тихих аллеях и стали свидетелями тому, как молодой перспективный ученый и без пяти минут секретарь местной партийной организации достиг запертых на ночь дверей кладбищенской церкви и принялся молотить кулаками в тяжелые темные створки. Храм отвечал гулким пустым безмолвием. Гуревич, словно опоздавший на брачный пир гость, долго бился у закрытого входа, затем развернулся, тряхнул головой и направился прочь. Озадаченные особисты, держась поодаль, поспешили за ним и в последующие часа полтора стали свидетелями хаотичных метаний Гуревича по ночным ленинградским улицам. Он то шел быстрым шагом, широко размахивая руками, то останавливался и принимался жестикулировать и мотать головой, как будто вступая в яростный спор с каким-то невидимым оппонентом, то шатался, как пьяный, то едва не бежал –