Кащей. Дмитрий Мансуров
собаки в деревне закончатся. И абсолютно без пользы для дела.
– А у меня нет времени на бездействие! – гаркнула Яга, усаживаясь на метлу. – Домой, метёлка!
Высоко-высоко над ней летел до отвала наевшийся и дико довольный собой и своими успехами в общественной жизни коршун. Неделя просто на редкость удачная! Настолько удачная, что от прихваченного про запас сыра можно запросто оторвать приличный кусок собачкам на драчку. В кого бы только запустить? Вот потеха будет!
Выпорхнувший из облака замёрзший воробей, надеясь согреться, пронёсся перед клювом коршуна, нагло чирикнул и камнем ломанулся вниз. Коршун вздрогнул, в запале прокричал пару ласковых, прицелился и запустил в обнаглевшего задиру сыр. Оба вскоре превратились в точки и исчезли из виду. А затем из невидимой точки во все стороны разлетелись воробьиные перья.
– Есть!!! – воскликнул коршун и полетел дальше. Неделя на самом деле замечательная.
– Хочу есть! Есть хочу! – тоскливо каркала ворона, качаясь на ветке рядом с гнездом. Косточки в гнезде были неоднократно объедены и приобрели полупрозрачный вид. Кто виноват, что сезон охоты превратился в сезон диеты и страданий? Настолько больших страданий, что ворона даже услышала слова сочувствия от потенциальной еды, юркнувшей в норку прежде, чем ворона успела её поймать.
Вертикально вниз пронёсся воробей, ошалевший от адреналина в крови и удара сыром под хвост, а сверху пролетело что-то неимоверно вкусное, ударившее сногсшибательным убойным запахом. Сыр! Обалдевшая ворона вдохнула манящий запах, но сыр, едва оказавшись на уровне её глаз, внезапно исчез, и ворона надолго выпала из действительности, застыв в полном изумлении.
Вы могли бы понять истинные причины её изумления только в том случае, если бы просмотрели сцену падения сыра при сильно замедленной скорости. Потому что в этом случае вы увидели бы весьма интересную картину: вот ворона сидит на ветке, мимо медленно-медленно, с распахнутым клювиком и глазами навыкате, проносится воробей, а с неба неторопливо падает кусок свежего деревенского сыра. Вот он достигает уровня глаз вороны, тут её клюв резко раскрывается, шея стремительно вытягивается, клюв хватает сыр, ворона поворачивается, прячет сыр в гнезде, возвращается в первоначальное состояние и только тогда начинает принимать изумлённый вид.
Переполнившее ворону чувство неожиданного счастья выплеснулось наружу длинным, громким и невероятно восторженным вороньим кличем «Кааааааааааааааа…(всего четыреста сорок три буквы и сто двадцать децибел)…аааррр!!!» Причём прокаркала она по чистой случайности прямиком в ухо меланхолично жевавшей листок гусенице, уши которой вместе с листком тут же завяли. Для вороны это обстоятельство не имело никакого значения, в отличие от гусеницы и её потомков, ушей у которых нет до сих пор.
Нежданно-негаданно исполнившееся желание повысило настроение до седьмых небес, ворона выдохнула, вдохнула и старательно запела что-то импровизированное, распугивая тех, кого не испугал её восторженный