Лукинский фактор. Александр Борискин
на расстоянии.
Почувствовав себя ещё хуже, Елизавета Афанасьевна призвала к себе Аристарха Мефодиевича и отца Варфоломея и попросила достать из-за икон в горнице своё завещание, в котором всё принадлежащее ей имущество завещала сыночку Петеньке. Она почему-то была уверена, что её муж, Иван Григорьевич, потому так неожиданно умер, попав под понёсших лошадей, что за три месяца до кончины написал завещание и заверил его у нотариуса.
«Если бы этого он не сделал, так пожил бы ещё не знамо сколько», – часто говорила она своим родственникам. Ещё при жизни мужа она неоднократно просила отменить завещание, на что тот только смеялся, называя её страхи бабскими причудами.
Поэтому, хоть завещание и было написано ею собственноручно, но подписать его она решила тогда, когда почувствует себя очень плохо, и при свидетелях. Посылать сейчас за нотариусом не было никакой возможности, поэтому она в присутствии врача, священника, а также Прохора собственноручно подписала завещание, которое все заверили, и попросила в случае выздоровления Петеньки передать ему. Также указала на ларец, в котором находились все официальные бумаги, подтверждающие её состояние, и передала отцу Варфоломею ключ от ларца. Впала в беспамятство и через час отошла в мир иной.
К утру Геннадий Алексеевич немного оправился. Голова болела, но терпеть боль стало можно. Он попробовал пообщаться с Петром, но ему это не удалось. Тот не отзывался. Геннадий Алексеевич попытался сесть на кровати и с удивлением заметил, что тело стало подчиняться ему несравнимо лучше, чем раньше. Он встал на ноги и, держась за спинку кровати, сделал первый шаг в своей новой жизни. Голова закружилась, и Геннадий Алексеевич медленно опустился на пол, смахнув рукой со стола кружку с морсом. Она упала на пол и разбилась.
На шум открылась дверь, и в комнату заглянула Варька. Охнув, она подбежала к Геннадию Алексеевичу и попыталась его поднять. Не справилась и позвала на помощь Прохора, прокричав, что барин упал с кровати.
Тут же появились кучер, священник и врач, сидевшие в соседней горенке и уже приканчивающие вторую бутылку наливки. Общими усилиями они подняли Геннадия Алексеевича и уложили на кровать.
Неожиданно для себя, Геннадий Алексеевич осознал, что хорошо знает всех присутствующих, хотя до этого никого из них не видел: и отца Варфоломея, и Аристарха Мефодиевича, и Прохора. Он понял, что сознания их с Петром соединились, и, похоже, именно он стал главным в их общем теле.
– Где маменька? – тихо спросил он присутствующих.
Аристарх Мефодиевич потрогал лоб больного, попросил показать язык, сосчитал пульс и поинтересовался о болях в голове.
– Голова болит, но значительно меньше, чем раньше. Уже можно терпеть, и, похоже, боль уходит. Где маменька?
Мужчины переглянулись, и вперёд вышел отец Варфоломей:
– Пётр Иванович, Елизавета Афанасьевна преставилась от сердечного приступа три часа назад. Лекарства Аристарха Мефодиевича не помогли. Я её причастил. Перед смертью