Вокруг Москвы. Путеводитель. Алексей Митрофанов
вернувшись из долгой эмиграции. Писал свою книгу под названием «Этика», встречался с «болотниками» (членами Комиссии по изучению болот), помогал местному музею.
Кропоткин писал Вере Фигнер: «Вчера я выступал здесь на учительском съезде. Стремятся уничтожить наш… краевой музей, и я говорил о том, какую пользу молодые люди, сами добивающиеся образования, находят в таких музейных учреждениях, и рассказал о том, какую роль в моем развитии как естествоиспытателя сыграл Иркутский музей – сперва крошечный, как наш Дмитровский».
Вроде бы участие Кропоткина в действительности помогало сохранению музея.
Сам же Петр Алексеевич чувствовал себя спокойно и уверенно. В бывшем барском доме его сберегала охранная грамота: «Дано сие удостоверение… известному русскому революционеру в том, что советские власти в тех местах Российской Федеративной Советской Республики, где будет проживать Петр Алексеевич Кропоткин, обязаны оказывать ему всяческое и всемерное содействие. Ни его вещи, ни его квартира и всякий живой и мертвый инвентарь… ни в коем случае не подлежат ни конфискации, ни реквизиции…»
В начале 1921 года Петр Кропоткин заболел. Из Москвы прибыла бригада самых квалифицированных докторов. Но поделать ничего было нельзя – 8 февраля Кропоткина не стало. А за день до этого печального события председатель исполкома Дмитровского Совета отправил в Москву телеграмму с требованием выслать «гроб с полными принадлежностями».
После смерти Петра Алексеевича этот особнячок стали называть домом Кропоткина, а вовсе не Олсуфьева. Здесь проживало семейство инженера и мемуариста А. Н. Поливанова. По его воспоминаниям, своеобразное расположение особняка сказывалось при бомбардировках – жители прятались не в убежище, а под деревьями, в бывшем кропоткинском саду. Впрочем, иной раз прятались в подвале соседнего, милютинского дома (Загорская улица, дом №38).
Тогда же этот особняк сделался одним из общественных городских центров: «В октябре месяце в передней части дома разместился Райисполком, председателем которого в это время был Иван Васильевич Кириллин, человек, со слов мамы, отличных организаторских способностей, глубокой порядочности и душевности.
Наш дом стал центром деятельности народной власти. Все время раздавался стук пишущих машинок и телефонных звонков, приходили и уходили люди с серьезными и озабоченными лицами, в большинстве своем мужчины.
Много времени проводила там и наша мама, выполняя какую-то работу».
После революции судьба забросила в Дмитров еще одну незаурядную личность – бывшего московского городского голову Владимира Голицына. Он какое-то время работал библиографом в отделе народного образования Богородицка, уездного городка Тульской губернии. Его то арестовывали и сажали, то вновь выпускали. Запретили жить в Москве – пришлось уехать в Сергиев Посад, а затем в Дмитров. Но даже там он