Зверь в океане. Андрей Дашков
плохих мест…) Я чуть не погубил своих китов, да и сам едва не подох от голода и жажды. Там я понял, что одного опреснителя явно недостаточно. В тот раз мой пресноводный мешок уцелел, и это было большой удачей…
Для меня водичка была в самый раз, а для косаток чересчур теплой, поэтому они ныряли поглубже, сохраняя единый курс. Ради Лимбо я подолгу держался на предельной глубине – пока не начинало казаться, что барабанные перепонки дали течь и в мозг просачивается окружающая мгла.
Несмотря на многолетние тренировки, я задерживаю дыхание не более чем на десять-двенадцать минут, но стараюсь компенсировать причиненные киту неудобства. В конце концов здесь я – всего лишь изворотливый гость, задержавшийся на чужой территории, гость, который может рассчитывать только на благосклонность судьбы и хозяев. Взаимная помощь и сотрудничество – вот мое кредо. (Словечко-то какое – «кредо»! У кого еще имеется это чертово кредо, хотел бы я знать! Во всяком случае, не у Лимбо.)
Под ложечкой засосало – я вдруг вспомнил, что не питался с самого утра. И косатки изрядно проголодались с тех пор, как нажрались акульего мяса. Лимбо уже всплывал за очередной порцией воздуха, но все, что я увидел с поверхности, это неразличимое пятнышко вдали. Кстати, погода портилась, поднималась волна. Киты повернули на запад в поисках пищи, а я не возражал.
Долго искать не пришлось – большой косяк кефали двигался встречным курсом. На этом косяке паслась самка серо-голубой акулы – нейтральная и не слишком возбужденная. Еды пока хватало на всех. Наблюдать, как охотятся косатки, – одно удовольствие. Загонщики сбивали кефаль в плотный шар, после чего китам оставалось только открывать пасти и таранить живую массу.
Мне Лимбо подбросил крупную рыбину с откушенной головой – больше, чем я мог бы съесть за день. И все же я набил брюхо впрок – неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз. Сознание ошибки, которая могла стать роковой, не оставляло меня. А тут еще одна из самок настроилась рожать. Пропустить это событие я никак не мог.
Разделение живых существ – вот что кажется мне самым непостижимым. Пока детеныш находится внутри материнского тела, я улавливаю лишь слабый ток специфической энергии вроде фона, который создают, например, скопления планктона. Но в момент выхода плода я ощущаю страшный психический удар, сопоставимый с шоком при тяжелом ранении. Вся беда в том, что чужая неосознанная боль превращается в моей несчастной голове в мысли. Под черепными костями – настоящий инструмент пытки. В такие секунды я думаю о косатке-младенце: «Бедняга! Может, ему было лучше и вовсе не рождаться?» Отсюда недалеко и до бредовых размышлений о некоей ссылке, которую отбывает тот, кто помнит прошлое…
А между тем роды продолжались. Детеныш вышел на треть. Кстати, появлявшийся на свет «малыш» был длиннее меня раза в два с половиной. Тут случилась небольшая заминка. Самка волокла за собой бившегося в судороге младенца, как будто превратившегося в уродливый