Духота. Валерий Иванович Лапковский
праздником. Две тысячи платков смиренно выслушали архипастыря, но, едва он сделал шаг к выходу, толпа хлынула к амвону:
– Вла-ды-ка!
– Оставь батюшку, отец родной!
– Не смей!
– Отдай отца Виктора!
– Вла-ды-ка!
– Он больной!
– Смилуйся!
В передних рядах падали на колени; плача, простирали руки, хватали край архиерейской мантии.
Управляющий епархией чуть побледнел.
Отступил, впился ладонями в жезл, опёрся.
Но, сколько ни пытался успокоить народ, применив сначала обычный строгий тон, а затем ласковые угрозы, в гуле массовой истерики ничего нельзя было разобрать.
Келейник протиснулся к начальнику, увлекая за собой трёх иподьяконов. Быстро взяли архиерея в кольцо, сцепив руки в локтях. Архивариус, шагнув вперёд, повёл алтарную рать на прорыв, приподняв над головами прихожан посох архиерея, точно шест с медным змеем, который Моисей воздвиг в пустыне ради спасения малодушествующего народа от кусающих гадюк.
Ему саданули кулаком в рёбра.
Под ругань и вой, защищаясь от ударов, пробились на паперть.
Протодьякон, пропустив Владыку, упёрся ногами и спиной поперёк выхода, создав пробку в дверях и держал её до тех пор, пока не отъехала машина с епископом.
Эта сеча была сродни благочестивому дебошу после Крещенской обедни. Миряне, тарахтя банками, бутылками, флягами, всякой пустой тарой, кинулись к большому баку с освящённой водой. И так тараторили, так ликовали, попирая чинопоследование торжества, что вытолкнули архипастыря из алтаря, который, дабы унять гвалт, вострубил словами Горького: – Люди, человек это звучит гордо!
– Гордость, Владыка, грех! – отрезала грудастая разъедуха, туловом прокладывая путь к заветной жидкости, скачущей в жизнь вечную.
Через час после бучи в храме Иоанна Златоуста у запертых наружных ставень архиерейского дома зачервились первые пикеты. Взятие Бастилии, где засели 14 инвалидов, побоище на Невском озере, утопившим приблизительное такое же количество псов-рыцарей, право же, не менее великие события, чем штурм Зимнего, охраняемого болтливыми юнкерами и дамским батальоном. Что значит перед ними бунт в захолустном храме?
Так, возвышенно размышляя, келейник, прихрамывая (во время толкотни ему почти оторвали каблук), выходил объясняться, растолковывая, чем продиктован перевод отца Виктора ну на какой-то месяц в другое место.
Бабоньки ничего слышать не хотели, упорно требовали архиерея.
Понемногу остывали и по воле Божией рассеивались восвояси.
Архивариус пил кофе в кабинете Его Преосвященства.Патрон набивал гильзу папиросы ваткой вместо фильтра…
– Если епископ не может исполнять обязанности по злобе народа, приход подлежит отлучению: правило вселенских соборов, – молвил помощник.
Владыка молчал.
Затем потянулись будни. Архивариус корпел над диссертацией магистра, подготавливая справочно-библиографический