Сингапурский гамбит. Александр Накул
в районе «Оранджа». Вот по этой дороге и вверх, до самого ботанического сада. Там есть туристы и китайские торговцы попадаются.
– Они там живут?
– Да, сэр монах. В таких особняках. Как англичане, только отдельно.
– Вы там бывали?
– Не очень часто, сэр монах. Малайский квартал – это в Калланге, это вообще в другой стороне. Делать там нечего, вот что я вам скажу. Глупые народы, понимаете? У китайцев порядок есть, но благородства все равно нет. Ну вы понимаете, видели же, сэр монах. Вы сами со Шри-Ланки?
– Из Тибета.
– Тибетцев я уважаю, – заявил постовой, – благородные люди, сэр монах. Как вы этим непальским гуркхам ввалили, а? Вам даже китайцы ничего сделать не могут!
– Спасибо, спасибо, – произнес монах и зашагал вверх по улице Брас Базах. Благороднорождённый постовой Тенгу Фахри замер на своем посту.
Закусочная «Знаменитая лапша Вана» нашлась быстро. Внутри сумрачно, и все равно душно. Монах устроился под окошком, уточнил у Вана точный адрес заведения, и расстелил на столе карту.
Возле ботанического сада – две отметки карандашом. Одна – адрес Гарри Ли с оборота его карточки, а вторая – дом погибшего полковника Тирли. Особняк Тирли – возле Монашеского холма, а Гарри Ли – на другой стороне, где Оксли. Высоко забрался китайский школьник!
Лобсан пока не знал, как связаны эти два дела, но был почти уверен, что очень скоро они свяжутся вместе. Слишком мало тут европейцев, слишком тесно прижаты они к побережью торговлей и жарким климатом.
А пока он отметил «Знаменитую лапшу» и прочертил по карте дорогу до индийского и малайского кварталов. Потом соединил дом, где жил Гарри Ли, с гимназией Стемфорд. Пути пересекались крест-накрест, и точка их пересечения лежала на том самом перекрестке, где стоял отель Rex и дежурил благороднорожденный постовой Тенгу Фахри.
Лобсан достал бумагу, вписал левой рукой адрес «Знаменитой лапши Вана», вложил в конверт и заклеил. Расплатился, вышел наружу и зашагал уже в другую сторону.
Теперь его путь лежал между Оксли и холмом Елизаветы. По дороге попалось болотце, рядом – красный квадрат общественного колодца из растрескавшегося кирпича. Здесь стирают белье и сплетничают.
Наконец, он вышел к индийской деревне. При виде шафранной накидки сингальцы привычно кланялись.
А вот и новый храм. Лобсан переговорил с дежурным монахом – насколько это возможно между двумя людьми, их которых один знает английский и чуть-чуть санскрита, а другой – сингальский, пали и чуть-чуть английского, и даже число обетов у них отличается.
– А почему этот монах такой большой? – спросил какой-то мальчуган лет восьми.
– Он тибетский монах, – пояснил дежурный, – их там специально выращивают.
– Господин тибетский монах! – закричал мальчик на восьмилетнем английском, – А покажите чудо! Нам дяди из теософии говорили, что вы умеете!
Лобсан усмехнулся мальчику и протянул ладонь. В ладони лежал красный шарик.
– Это мне? – спросил мальчик.
Вместо