Освальд Бэстейбл и другие. Эдит Несбит
он покатил на велосипеде по неровной дороге, ведущей к старым развалинам.
– Дело явно не в кладе, – сказал Дикки.
– Мне плевать, клад там или нет, – ответил Освальд. – Пошли посмотрим, что произойдет. Вот бы испортить дельце этому человеку. Будет знать, как называть меня парнишкой!
Итак, мы последовали за велосипедистом. Когда мы добрались до церкви, велик стоял, прислоненный к воротам кладбища, а его хозяин шел к развалинам, и мы двинулись за ним.
Он не окликнул солдат, что показалось нам странным, но не заставило задуматься, как задумался бы любой, у кого есть хоть капля здравого смысла. Человек крался, заглядывая за стены и под арки, как будто играл в прятки. В центре развалин возвышался небольшой холм, на котором во времена средневековья нагромоздились камни и всякая всячина, а после заросли травой. Стоя на этом холме, мы наблюдали, как незнакомец рыщет вокруг, словно хорек.
В развалинах есть арка, за ней вниз тянется лестница в пять ступенек, а дальше все завалено упавшими камнями и землей. И вот незнакомец остановился у этой арки, подался вперед, упершись руками в колени, и посмотрел туда, куда уходили ступени.
– А ну, вылезайте оттуда! – с яростью сказал он.
И солдаты вылезли. Я бы на их месте не стал вылезать. Их было двое против одного, но они вышли, съежившись, как побитые собаки. Человек в коричневом что-то надел им на руки… А в следующую минуту оказалось, что оба солдата скованы друг с другом наручниками, и он гонит их перед собой, как овец.
– Назад вы пойдете тем же путем, каким сюда пришли, – сказал велосипедист.
Тут Освальд увидел лица солдат, и ему никогда не забыть, как они выглядели. Он спрыгнул с насыпи и побежал к ним.
– Что сделали эти люди? – спросил он у велосипедиста.
– Дезертировали, – ответил тот. – Благодаря тебе, мой мальчик, я сгрябчил их легче легкого.
Один солдат – не очень старый, ростом с пятиклассника – посмотрел на Освальда, и, перехватив его взгляд, Освальд сказал:
– Я не доносчик и ничего бы не сказал, если бы знал, в чем дело. Надо было открыться мне вместо того, чтобы советовать не лезть не в свое дело, тогда я бы вам помог.
Солдат промолчал, за него ответил велосипедист:
– И ты бы отправился в тюрягу, мой мальчик. Помогать грязному дезертиру? Тебе достаточно лет, чтобы понимать, что можно делать, а что нельзя. А ну, топайте, мерзавцы!
И все трое ушли.
Когда они скрылись из виду, Дикки сказал:
– Как странно. Я ненавижу трусов, а дезертиры – трусы. Не понимаю, почему я так скверно себя чувствую.
Элис, Дора и Ноэль были в слезах.
– Конечно, мы правильно сделали, что рассказали о них. Только когда солдат на меня посмотрел… – пробормотал Освальд.
– Да, – кивнул Дикки, – именно.
В глубоком унынии компания пошла обратно, и по дороге Дора сказала, шмыгая носом:
– Наверное, велосипедист выполнил свой долг.
– Конечно, – согласился Освальд, – но у нас-то не было такого долга. И мне ужасно хочется, чтобы мы ничего