Саид 3. В огне. Анастасия Шерр
Это тоже чувства. Только они больше животным подходят. Извини, – опускаю взгляд в свою тарелку, а он невозмутимо продолжает жевать свой стейк.
– Люди хуже животных. Это факт, который даже доказывать не нужно. Я не прав?
– Нет, ты во многом прав. Но помимо гнева и желания убивать люди чувствуют ещё много всего… К примеру, радость. Любовь. Огорчение. Желание поплакать или посмеяться. Одиночество, страх.
– А что хорошего в чувстве страха? Одиночество… Одиночество мне нравится. А радость и любовь – это для девок. Я же не девка.
Хмыкаю. Здоровенный нерусский бугай с акцентом, с бородой и шрамом, рассекающим лоб и весь левый висок. Совсем на девку не похож.
– Что?
– Ты ошибаешься, если думаешь, что любить могут только женщины. Мужчины тоже любят. И иногда даже сильнее, чем женщины. А страх, он не из приятных чувств, да. Но все вместе эти эмоции и делают нас людьми. Делают нас живыми, понимаешь?
Он не понимает. Он пытается, я вижу. Но не понимает, потому что никогда этого не чувствовал.
– Животные тоже боятся. Все боятся. Кроме меня, – доедает последний кусок стейка и откидывается на спинку стула.
– Да. Кроме тебя, – соглашаюсь. – Но ведь и у тебя есть чувство самосохранения. Это уже хорошо, – не знаю, кого пытаюсь этим обмануть: его или себя?
– Ага. Хорошо. Хорошо, что я не совсем дерево, – смеётся, смеюсь и я.
– А что насчёт женщин? Пусть ты лишён многих чувств, но ведь испытываешь сексуальное влечение?
– Разумеется. Я же не импотент.
– И как это всё происходит? То есть тебе же хорошо с женщиной? Каких ты предпочитаешь? Высоких, маленьких, блондинок, брюнеток? Полненьких или худышек?
Он пожимает плечами.
– Тех, с которыми можно кончить. Мне всё равно, как она выглядит. Лишь бы член на неё встал.
– Понятно, – отодвигаю тарелку с недоеденным стейком, проглатываю подступивший к горлу ком.
– Что, всё ещё плохо? – он, конечно же, не от волнения за моё здоровье интересуется. Ему просто не хочется снова тащить меня на себе, когда придёт время менять квартиру.
– Нет… Наверное, простыла немного. До завтра отлежусь.
– Учти, если придётся сваливать, а ты будешь в коматозе – я тебя брошу, – предупреждает он честно.
– Со мной всё нормально.
– Тогда я пошёл. Вечером принесу поесть.
Я наблюдаю, как громила поднимается, одной рукой убирает с дороги стул.
– До вечера, Шамиль.
Убрав со стола, залезаю на кровать с ногами и открываю книгу. Строчки уже не расплываются от слёз, но я с трудом понимаю, о чём читаю.
Сломлена. Уничтожена. Словно в огне том сожжена. Словно мне перебили позвоночник и оставили там, в том жутком, тёмном доме. И вроде как радоваться должна, что вырвалась, но не получается. Кажется, я вообще разучилась радоваться и улыбаться.
Прошло несколько месяцев после гибели Славы, а я до сих не могу собрать себя по кусочкам. Будто меня, как какую-нибудь вазу, разбили на мелкие осколки, так, что не склеить.
Я завидую Шамилю. Тому, как он может наплевать на всё вокруг и не думать о тех, кто предал, или о тех, кого предал он. Ему не больно