Красная башня. Сергей Че
выперли из газеты и надо было как-то зарабатывать.
– Прокомментируйте сообщения о том, что Политов… э-э… злоупотреблял…
– Да говорите прямо – бухал по-черному. Не просыхая. Правда, надо отдать должное, на качество работы это не влияло. Даже с бодуна замечал такие вещи, которые ни один наш трезвенник в упор не видел. Насчет причины не могу сказать. Там была какая-то личная трагедия. Воеводин подкидывал ему работу в том числе и для того, чтобы из ямы вытащить.
– Хорошо. Вернемся к обсуждаемой ситуации. Когда стало ясно, что столб – это не столб, а идол, какую версию объявили рабочей?
– В городе завелся маньяк, повернутый на язычестве.
– Политов с нею был согласен?
– Нет.
– Но никому тогда об этом не сказал.
– Почему? Сказал. Только не Воеводину.
Глава 2. Символ
– Может, все-таки останешься? – Усманов медленно переместил ладони ей на бедра.
– Извини, Тёмка, не сегодня, – Маша ловко вывернулась, продолжая натягивать на себя платье.
– Сегодня не сегодня, вчера было не сегодня и позавчера было не сегодня.
– Не обижайся. Сам знаешь, работы море. Еще маньяк этот… Выспаться хочу.
– Я тебя провожу, – он потянулся за рубашкой. – И даже отвезу. Сама говоришь – маньяк.
– А свою машину я здесь оставлю? А завтра на автобусе? Не дури.
Усманов любил смотреть, как она одевается. Обычно это происходило медленно и грациозно, но не в этот раз. Маша хмурилась, не попадала в рукава, потом рванула с вешалки кардиган, чуть не потеряв пуговицы. Туфли. Сумка.
– Пока-пока… Осторожно, зверь, помаду не сотри…
– Да зачем тебе помада!..
– Пригодится.
Привычный взгляд через плечо, улыбка.
Дверь хлопнула. Остался только запах духов и удаляющееся цоканье каблуков на лестнице.
Усманов устало прислонился к стене. Он знал, почему сегодня все было так сумбурно. Несклеивающийся разговор, быстрый секс.
Потому что опять на горизонте появился… этот. Появился, прошмыгнул мимо и исчез, испортив весь день и опять вогнав Машку в депрессию. В прошлое его появление депрессия длилась неделю.
Усманов прошлепал на кухню, откупорил бутылку коньяка и налил целую рюмку. Выпил, закинул в рот дольку лимона. Вернулся обратно в комнату, прошел мимо висящей боксерской груши и с размаху двинул справа, представив на ее месте ненавистную очкастую морду.
***
На каблуках было сложно, но Маше нравилось прыгать через ступеньки. Это напоминало детство, полутемный подъезд в сталинке, широкие лестницы с запахом непонятно чего – старых стен, хлорки, кошек и собак. Здесь была новостройка, и пахло свежим ремонтом, но на некоторых этажах свет почему-то не горел. Однажды почудилось, что в коридорном мраке движется что-то большое, и она передвинула сумку ближе к локтю. Хотела было подойти ближе, посмотреть, но тряхнула волосами, громко сказала:
– Смешно! – и побежала дальше.
Усманов