Великая Игра: три души, два мира. Иван Караванов
ты ещё не умеешь этого? Ну да, – она притворно вздохнула – ты же только вылупился, даже говорить не умеешь. Ну слушай.
Она не успела больше ничего сказать, как хвостик её мамы дал ей подзатыльник. Потом она и мне отвесила хвостиком, но не подзатыльник, а просто слегка стукнула меня по голове.
– Я открыла проход, – она показала на зияющую дыру, ведущую в темноту – вы, наверное, сами поползёте, а?
– Мама, – застонала ламочка, потирая голову и свои рога – ты чего, ты же никогда нас не била, рога могут отвалиться! – она вцепилась в них.
– Это просто так говорят, – её мама снова начала опутывать кончик её хвостика своим – чтобы вылупившиеся не начинали использовать их не по назначению в их возрасте.
– Мама, нет! – она бросала свой хвостик из стороны в сторону, чтобы мама снова не оплела его и не потащила её за собой – Я сама кое-как поползу, после этого у меня всё болит, как мне вообще ползать-то?
– Ну давай свой хвостик. – она позвала ламочку, чтобы та подползла к ней поближе.
Когда ламочка подползла, она высунула язык, опустилась и начала лизать её хвостик.
– Ну, извини, такая ситуация была, нам нужно было быстрее уползать.
Кстати, о ситуации, она же не разрешилась ещё, там оборотней сдерживают наёмницы, нам нужно уползать отсюда. Я хотел двинуть хвостом, чтобы начать ползти, но боль внизу только усилилась.
– Да сссссс! – я просто зашипел от боли.
– Давай сюда. – она оторвалась от хвостика своей дочери.
– Не зови его, мам. – дочь была явно недовольна.
Вот же, я даже их не знаю, что они прицепились ко мне. Эта новая версия моего прошлого мне явно не нравится. Я оставался стоять гордо на хвосте, хотя боль не проходила и даже стоять на нём было трудно. А ламия просто резко метнула свой хвостик ко мне, обмотала моё запястье и потянула к себе. Оказалось, что шёрстка у них, которая расположена по середине хвостика, очень мягкая. Ламочка глянула на меня недовольно, когда её мама потащила меня к себе, а та начала мусолить и мой хвост.
– Мама! – вскрикнула ламочка.
– Ну и ззачем это, ведь у нас болит не сверхху, а сниззу – я не обращал внимания на крики ламочки над моим ухом.
Ламия тоже нас не слушала, закончив экзекуцию, она выпрямилась.
– Ну, теперь поползли.
Меня удивляло, что за всё это время за нами никто не гнался, неужели наёмницы настолько хороши, что задержали всех. Я очень осторожно пополз сам, не хотел, чтобы меня снова волокли. Рядом со мной, ничего не говоря, ползла ламочка, но лицо у неё было кислое, она пристально смотрела на меня. Ламия ползла чуть впереди нас, таким образом мы вползли в туннель. Там было темно, но благодаря вырывавшемуся свету из рогов ламии, всё было видно достаточно хорошо. Перед нами была узкая, винтовая лестница, ведущая вниз, по лестнице мы ползали не так уверенно, как по ровной поверхности, к тому же я был вылуплен совсем недавно.
– Э,