Склерозус вульгарис, или Русский поцелуй. Марк Казарновский
жизни. В основном о сексе для тех, кому за восемьдесят.
Так что не менжуйтесь. И не ищите путей отступления. Вперед, пишите. Я записываю вас на прием шестнадцатого августа, через месяц.
Не стесняйтесь! Всякую ерунду, от порванных трусов, например, до стихов Бродского, – все, все, что в ум вошло, перекладывайте в блокноты. Уже через две недели поймете, как начинает работать ваше мозговое устройство. Вперед, голубчик, только вперед! Ни одного утра без строчки!
– А вечером можно?
– Да конечно! Даже после обеда, пока не заснете.
Я понял: я попал! А блокнот не купил. Его мне подарил мой… этот самый… серпентолог. Ну, в общем, тот, что по старости.
Глава 2. О себе, любимом
К своему удивлению, я начал. Как-то сразу, в этот же вечер. Удивил свою соседку, которая на второй день «писательской страды» оказалась моей женой. Одна стародавняя, внимательная жена. Во как!
Открываю секрет для престарелых. Никакой схемы изложения, поиска интриги, удачных фраз – ничего этого нет. И быть не может. Не стремитесь. Чо хотите! Вот я никогда ничего, кроме отчетов – квартальных, полугодовых и годовых, – не писал. Поэтому лепите, друзья-склерозники, что войдет в ум. Просто записывайте разные разности. Самую ерунду. Может, и что похуже. Бояться нечего. Блокнотик мой. Записал. Зачеркнул. А то и страницу вырвал.
А потом хоть и советский, но уже в другой стране. Россией зовется. И в ней оказалась полная свобода. Пиши что хошь. Ничего не будет.
Только, конечно, оглядывайся. Ну, как принято, про тех, кто ТАМ, наверху, не пиши ничего. Что слышал, что говорят, анекдотики – ни-ни. Этого нам не надо. У нас у всех поротые задницы. А вот про ЖЭК и что бачок в туалете всегда течет – можно. Или про падших женщин – сейчас они есть, это раз, и можно говорить про их кунстюшки. В смысле фокусы. Хотя когда тебе под девяносто – убей бог, не помню, что писать. Ну ничего, это склероз. Доктор же сказал: через месяц писанины станет очень хорошо. Начал вспоминать, и оказывается, на кухне женская фигура – это не соседка. Приглядываюсь – жена. Да родная. Вот вам пожалуйста, только начал писать, уже стал узнавать жену. Теперь, чтоб она не обиделась, надо посмотреть документы – хоть узнаю, как зовут. Запишу и запомню. Ха, какие наши годы!
Январь 20… года.
Уф, слава богу, начал. В смысле писать. Решил, пока склерозус не накрыл совсем, упомянуть себя. Да не в смысле биографии – ну какая она может быть в СССР? Да очень простая. Все-таки много я помню. Был пионером, а потом комсомол. Платил взносы. А там – инженер. Чего делал – не помню. Только однажды меня очень ругали. Директор, гад, велел мне на хоздворе завода собрать металлолом и сдать в утиль. Быстренько погрузили всю ржавую рухлядь и сдали. Под квитанцию о приемке. А через два дня скандал. Оказалось, пионеры, чтоб они нам были здоровые, эти железки собрали – и что? Получился пулемет Дегтярева. Который, оказалось, наш завод выпускал. Но все делали вид, что детские кроватки.
А говорят – ничего не помню. Выговорешник.
Ну вот, чувствую – начинаю вспоминать.