Дух танцует дерзко. Ким Кимуш
не смог продолжить.
– Что ты… какая-то… – бормотал он, отстраняясь и подтягивая штаны. Его шатало.
Нея поняла, что самое омерзительное позади. Выпрямилась, натянула трусы и колготки, опустила юбку и еле слышно попросилась в туалет.
Оказавшись в одиночестве, бросилась к раковине. Смотрела строго мимо зеркала и стряхивала с себя мокрыми руками неизвестно что. Сверху мерцала и щелкала лампочка. В унисон у Неи задергался глаз. Она вцепилась в ускользающую бесчувственность, нажала на слив, еще раз вымыла руки и вышла.
В пустом коридоре остановилась, долго смотрела на проходную в конце, услышала завозившегося охранника и пошла обратно в кабинет. Вениамин Аликович сидел в своем кресле и допивал виски. Нея встала в дверном проеме.
– Садись, – сказал он, небрежно указав рукой на ее кресло, – дверь закрой.
Нея покорно села.
– Вениамин Аликович, я бы хотела уйти, – тихо сказала она.
Его лицо исказилось презрением.
– Что ты… вялая какая… Ты че, бля… всегда такая?! – он ухватился за стол и с вызовом поднялся.
Сердце Неи бешено заколотилось, ладони мгновенно взмокли. Но не человека напротив она испугалась, а тех, к кому он, не ведая, воззвал.
Кровь в ее венах забурлила, сообщая каждой клетке ярость и побуждение убить. Нея словно очнулась. Вскочила и, воткнув в его глазницы бешеный взгляд, выдохнула первые языки пламени:
– Хватит! – охваченная мелкой дрожью, она застыла.
Вениамин Аликович оторопел, но быстро опомнился:
– Во-от! – начал он, криво улыбаясь и опускаясь в кресло. – Вот этого я и хотел… Чтобы ты показала характер. Вижу, есть он у тебя… хе-хе…
Нея удивилась, что потребовалось так мало, но страшась упустить момент, стояла на своем:
– Ну вот, показала! Теперь можно идти?!
– Хм… ладно… иди, – опустил он голову, с трудом ворочая языком, – водитель от…зет. Я те позвоню… когда арабы при… – отрыжка не дала ему закончить.
Меньше, чем через десять минут Нея неподвижно и молча сидела на заднем сиденье его черного «мерседеса».
Заревела через день – в выходные.
Глава 19. Переплет
«Как такое могло случиться?
Я же доверилась Богу.
Что я сделала не так?
Не правильно молилась?
Хочу того, что не положено?
Я отверженная?
Бестолочь, которой надлежит знать свое место?
Счастье – вымысел, и суть жизни – в страдании?
Бога нет?
Признать правоту тех, кто Его отрицает? И вместе с тем – всякий смысл?
Но страдание ведь есть. Разве из этого не выходит, что смысл в страдании? Оно бессмысленное?
Если я признаю отсутствие смысла, то должна буду признать существование смысла в его отсутствии. Не может ведь смысл отсутствовать бессмысленно. Иначе, почему бы ему не присутствовать? И тогда вопрос не в наличия или отсутствия смысла, а в его содержании…
Так зачем случился