Сказка про наследство. Главы 1-9. Озем
как в Союзе?
Мы все добудем, поймем и откроем:
Холодный полюс и свод голубой,
Когда страна стать прикажет героем,
У нас героем становится любой.
– Прекрасно!.. А Генрих Сатаров – далеко не любой. И вы не любой. Теперь не худо понять бы, почему вы – не любой.
– Что-то слишком умно. Чем в ваших поисках помогут мои прадед с прабабкой? Про Агриппину Ивановну я слышал, что она была умной, властной, красивой женщиной – рослой и крупной. Волосы от природы черные, а после уже сплошь седые – хотя на старых снимках не разглядишь – там и лица не разобрать, черты как бы смазанные. Но я верю, что бабушка – красавица… Она не работала, занималась мужем и детьми.
– Наверно, особой нужды семья не испытывала. Комбинатовское начальство с домочадцами жили в новеньких коттеджах, построенных в красивом месте – на небольшом пригорке, среди березовой рощи – ее не стали вырубать. На краю открывался великолепный промышленный пейзаж – ТЭЦ, электросталеплавильный, литейный, листопрокатный цеха, котельная, первая домна. Разворачивалось гигантское металлургическое производство… После рощу все-таки изничтожили и возвели жилой квартал – Коммунистический – в просторечии звучит очень обидно – Коммуздяки.
– Ну, да. Бабушка до сих пор живет в Коммуздяках – там наш семейный дом. Первые коттеджи из шлакоблов никто даже помнит.
– Почему же, Максим Маратович? В музее сохранились воспоминания. Как жили партийные вожди и хозяйственники. Я приведу интересную подробность, что пришла сейчас на ум. На строительстве комбината практически не применялась техника, не считая нескольких полуторок. Все вручную да на конской и верблюжьей тяге. А для начальства и ценных специалистов имелись два или три автомобиля «Форд». Иннокентий Павлович с супругой и дочерями ездили как короли. Уже тогда жили при коммунизме. В Коммуздяках.
– Мне что, извиниться за поездки моего прадедушки?
– Не обязательно. Это представляет исторический интерес. И еще то обстоятельство, что основная масса рабочих вплоть до пятидесятых годов жила в саманных бараках и даже в землянках. Так жила моя семья… Но сегодня я пришел поговорить о вашей.
– В отличие от вас, я не историк. Прадед давно умер – и пусть спит спокойно. Его не воскресить. Автомобиль тоже не уцелел. Старые коттеджи снесли. Ничего не осталось – и у вас ничего нет. Я не испытываю желание беседовать, Порываев. Это ясно?
– А придется!
– Да почему же?
– Потому, что переквалифицировавшись из институтского ученого в политика, вы превратились в публичное лицо. Вы сами добровольно подставились под свет софитов общественного внимания. Превратились в цель – для ваших оппонентов, журналистов и прочих заинтересованных сторон. Если у вас и вашей семьи имелись какие-то детали, которые вы не хотели бы афишировать – об этом нужно было думать заранее. Теперь поздно, Елгоков.
– Нет ничего такого! У вас бурная фантазия. Кстати, мне безразлично, обнародуете ли вы факты поездок моего