Становясь Лейдой. Мишель Грирсон
теперь она старше… и люди меняются, Мае.
– Люди никогда не меняются. Если ты снова отправишь нашего ребенка в эту… в этот ад, ей будет плохо. Нам всем будем плохо – и виноват будешь ты. Ты готов с этим жить?
– Церковь в Оркене уж точно не ад. Не богохульствуй, Мае.
Мама смеется:
– Чтобы совершить грех богохульства, надо быть верующей. – Она отбирает у папы кочергу, ворошит угли в камине. – Они едят людей заживо.
Папа морщится.
– Почему сейчас, Питер? Что произошло?
– Прибыло рыболовецкое судно из Ставангера. Капитан нанимает матросов на зиму…
– Никто не нанимает матросов зимой.
– Он хорошо платит, Мае. Мне нужна эта работа.
Мама прекращает ворошить угли.
– Им нужно больше людей на шлюпки… Чтобы отслеживать косяки рыбы в местах нагула.
Она оборачивается к нему, держа кочергу, будто меч. Но не говорит ни слова.
– Им нужны люди, которые знают западное побережье и особенности здешней погоды… Ты сама знаешь, что на суда берут только христиан. – Папа отбирает у мамы кочергу и ставит ее у камина. – Так есть и так будет. По крайней мере, в наших краях. Люди молятся единому Богу и посещают воскресные службы в церкви, даже если в тайне от всех шепчут ветру имя Одина. И если мне хочется получить постоянную работу, я должен поступать так же.
Мама обнимает себя.
Папа кладет руки ей на плечи.
– Нам нужны деньги. Нам надо чем-то кормить дочь зимой. Да и тебя тоже не помешало бы подкормить… иначе как ты родишь мне второго ребенка?
Она отстраняется.
– Маева, пойми. Мы ее прячем, мы прячем тебя, и это лишь подогревает сплетни. – Он привлекает ее к себе, приподнимает ей подбородок, чтобы видеть ее глаза.
– Я пытаюсь ее защитить.
– И я тоже. Но с ее рождения прошло целых семь лет. Я уверен, опасности больше нет. Уже пора, Мае… Пойми.
Раскат грома заставляет нас всех вздрогнуть от неожиданности.
Мама мчится к двери.
– Белье намокнет!
Я бегу к окну спальни, смотрю на них сверху. Они носятся по двору, срывают с веревки рубашки и простыни. Небеса проливаются ливнем, как только мама и папа подходят к крыльцу. Я слышу их смех. Дождь шуршит, словно шикает на всех нас и велит замолчать. Я отхожу от окна, прижимаю к груди свою куколку.
Они не чувствуют грусти, разлитой в воздухе.
Не ощущают опасности, что несется на крыльях ветра.
Что было
После шторма дождь лил много часов и наконец успокоился, превратился а легкую изморось, обернувшуюся туманом. Воздух был таким влажным, что, казалось, его можно пить. Ярость ветра угасла, море сделалось на удивление тихим. Словно и не случилось никакой беды.
Светловолосый мужчина спрыгнул с палубы траулера на пирс. Схватил тяжелый канат, обвязал им швартовную тумбу. Второй мужчина – темноволосый и бородатый, тот, в чьи глаза избегала смотреть Маева, – коротко свистнул с кормы. Маева украдкой взглянула на его руки, ловко наматывавшие канат на крепежную скобу. Один виток, второй, третий, все туже и туже,