Черный воздух. Лучшие рассказы. Ким Стэнли Робинсон
точно синяя шапочка-пилеолус, едва прикрывающая спутанные волосы цвета соли с перцем. – Я тебя кой-каким словам научу. На будущее могут сгодиться. Слушай и запоминай: «Тор конлэх нэм ан диа».
Мануэль старательно повторил непонятную фразу.
– Еще раз.
Мануэль принялся повторять слова Лэра снова и снова, будто молитву на латыни.
– Добро, – кивнул Лэр. – Тор конлэх нэм ан диа. Запомни накрепко.
После этого он поднял взгляд к палубным бимсам над головой и на вопросы Мануэля отвечать отказался. Чувства на лице штурмана сменяли друг дружку, точно тени. Казалось, Лэр смотрит вдаль, в бесконечность. Но вот, наконец, он оторвал взгляд от потолка и вновь повернул голову к Мануэлю.
– Прикоснись ко мне, парень.
Мануэль коснулся Лэрова лба. Лэр с горькой улыбкой смежил веки. Голубой венчик пламени, оторвавшись от его темени, взвился вверх, миновал потолок и исчез.
Хоронили Лэра под вечер, в дымчатом, инфернально-буром зареве заходящего солнца. Брат Люсьен прочел над усопшим краткую мессу, бормоча так, что никто ничего не расслышал, Мануэль прижал к остывшему плечу Лэра оборотную сторону своего образка, отпечатав на коже крест, а после Лэра швырнули за борт. Глядя на все это, Мануэль дивился собственной безмятежности. Месяца не прошло с тех пор, как он кричал от гнева и муки при виде гибели товарищей, однако сейчас смотрел, как исчезает в серых, точно железо, волнах тот, кто учил его и защищал, с самому ему непонятным спокойствием.
Спустя еще пару ночей после гибели Лэра Мануэль сидел в стороне от уцелевших соседей по нижней палубе, спавших, сбившись в кучу, точно выводок котят. Сидел и наблюдал за венчиками лазурного пламени, мерцавшими над изнуренными телами матросов – глядел на них безо всякой на то причины, без каких-либо чувств. Устал он смертельно.
– Мануэль! – прошептал брат Люсьен, заглянувший в узкий проем люка. – Мануэль, ты здесь?
– Здесь.
– Идем со мной.
Мануэль поднялся и последовал за доминиканцем.
– Куда это мы?
Брат Люсьен покачал головой.
– Пора, – только и ответил он, сопроводив ответ длинной фразой на греческом.
У брата Люсьена имелся при себе небольшой, с трех сторон закрытый фонарь. Освещая им путь, оба добрались до люка, ведущего вниз.
Да, Мануэлева палуба, хоть и находилась под батарейной, была вовсе не самой нижней палубой корабля: на поверку «Ла Лавия» оказалась гораздо, гораздо больше. Спускаясь вниз, Мануэль с братом Люсьеном миновали еще три палубы, без портов, так как находились они ниже ватерлинии. Здесь, в постоянном мраке, хранились бочонки с сухарями и пресной водой, ядра, канаты и прочие корабельные припасы. Миновали они и крюйт-камеру, куда каптенармус входил только в войлочных шлепанцах, дабы искра от сапожного гвоздя, воспламенив порох, не разнесла весь корабль в щепки. Затем они отыскали люк с трапом, ведущим еще ниже. Чем дальше вниз, тем уже становились проходы, и вскоре идти, выпрямившись во весь рост, сделалось невозможно. К немалому изумлению Мануэля, полагавшего, что они уже над самым килем,