Шуты гороховые. Картинки с натуры. Николай Лейкин
ложек о тарелки. Протопоп раза два принимался рассказывать хозяину, что такое «акрида» и сподвижническая верига, привел пример из Иова многострадальнаго, но хозяин его не слушал и все обращался к генералу:
– Ваше превосходительство – мадерки! Я перед вами нарочно особенную бутылку поставил. Благоволите пригубить. Это мадера дорогая.
– Выпью, выпью, – отвечал генерал и разговаривал с хозяйкой. – Мать – великая вещь! – говорил он. – Главная задача матери заключается в воспитании молодого поколения, в передаче нравственных идей, так сказать, в гуманном…
– Только и трудно же, ваше превосходительство, с детьми, – перебивала его хозяйка. – Шалят ужь очень. Верите ли, иногда все руки обхлещешь об их головы…
Финансовый еврей, наклонясь к хозяину, шептал:
– Цветник женского пола хотя и невелик у вас за обедом, но блистает прекрасными женщинами. Я всегда люблю иметь большое любование на женщин русских купцов. Здоровье и самый лучший свежесть… так, что даже благоухание… О, русские купцы имеют свой вкус!
– Кормим мы их хорошо, Исаак Соломонович, забот у них нет, вот они и толстеют у нас, – отвечал хозяин. – А тут у нашего брата, как иногда платежи подоспеют, а в руках чужих векселей куча, да не знаешь, куда их деть, так до жиру ли? Банковый кредит насчет дисконта, сами знаете, везде нынче сокращен. Я вот вас хотел попросить… Ну, да после!
– После, после… – согласился финансовый еврей и любезно оскалил зубы на какую-то рыхлую и красивую купеческую даму.
– За здоровье именинницы! – возгласил басом горластый официант над самым ухом генерала, так что тот даже вздрогнул.
Все подняли бокалы и обратились к хозяйке. На концах стола задвигали стульями и шли поздравлять ее. Там же забили ножами в тарелки, и кто-то крикнул «ура!», но оно не было поддержано. Хозяин как-то жалобно взглянул на шумящих гостей и замахал им руками, дескать: «Тише, господа!»
– Ваше превосходительство! Почтите радостными словесами-то! – умильно обратился он к генералу.
– После, после… – успокоивал его тот. – Еще будет время. Но я бы попросил вас, многоуважаемый Амос Потапыч, приказать официанту не провозглашать тостов. Мы сами их провозгласим. А то этот оперный бассо про-фондо над самым моим ухом…
Официанту было запрещено кричать. Понесли рыбу. На концах стола делалось все шумнее и шумнее. Хозяин то и дело посматривал туда, опасаясь скандала. Он не пил, не ел от волнения.
– Ваше высокопреподобие! – кричал какой-то купец через весь стол священнику. – В котором году у нас была первая холера?
Но тут генерал встал с места и поднял бокал.
– Господа! Я предлагаю выпить за здоровье нашего досточтимого Амоса Потапыча! – произнес он.
Тут уж гости не выдержали, застучали стульями, забили в тарелки, закричали «ура!».
Все лезли чокаться с хозяином, но тот не внимал и умильно смотрел на генерала.
Взор его изображал просьбу. Генерал понял, потер лоб и начал откашливаться. «Тс!» – послышалось со всех сторон. Генерал