Человек-Черт. Алексей Владимирович Июнин
соглашался с Левит, она права, он не может закрыться в квартире навсегда, это, действительно, пахнет безумием. Надо преодолеть себя, решиться и взять гитару… Надо!
Но он не мог.
– А где вы сейчас репетируете? – спросил он. – Все там же?
– Нигде, Андрюш. Как мы можем репетировать без тебя. Группа разбалтывается, ты же знаешь, она держится не только на мне, но в первую очередь группа «Толпе» – это ты – Андрей Жуй. Не будет тебя – не будет группы.
– Я приду завтра. Только, – Андрей встал впервые за все время разговора. Он нервно шагнул к окну и поплотнее занавесил приоткрывшиеся ветерком шторы, – куда угодно, только не туда.
– Не в наш подвал?
– Я там больше не появлюсь! – по коже Андрея прошла волна озноба, он быстро сел на прежнее место в старое советское креслице, чтобы Левит не догадалась, что у него невыносимо болят ноги. Так сильно, что он старался не вставать без лишней необходимости. – Олесь, я могу тебя попросить подыскать нам новое репетиционное помещение? А от туда мы съедем.
– Это я уже поняла. Место есть, позвони мне завтра, я тебе сообщу как туда добраться. Андрюш, дай-ка мне твой сотовый, на моем деньги кончились.
– А? Что?
– Дай мобилу, – Жуй растерянно поморгал и протянул Олеси свой телефон, покоящийся на журнальном столике прямо под его правой рукой. – Ага, значит, рядом его держишь. Хорошо. Теперь посмотрим, что у тебя там…
– Что это значит? Ты хотела позвонить!
– Дорогой мой, не верь крашенным стервам. Я просто посмотрю твои исходящие звонки.
– Ты хочешь узнать, кто мне звонил?
– Кто тебе звонил, мне совершенно неинтересно и не важно. Я хочу увидеть кому звонил ты! Понимаешь, узнав у кого ты искал утешение в таком своем состоянии, я могу узнать причину. Та-а-ак… Никому? За три дня никому? А! Никому кроме… Гриковой! Вот ты и попался, родной мой!
– Олесь, перестань. Верни телефон.
– Грикова! Во всем виновата она! – Левит с усмешкой бросила сотовый Жую, но тот не поймал. Аппарат неловко упал на пестрый палас. – Несчастная любовь! Вот в чем причина! Андрей, как думаешь, я счастлива? – Левит, такая шикарная, такая рокерская, такая раскрепощенная, пропустившая через себя сотни литров крепкого спиртного, десятки видов наркотиков, десятки десятков мужиков и совершенно не собирающаяся на этом останавливаться, сейчас присела рядом с Андреем и обняла за плечо. От нее приятно пахло качественным легким табаком, чем-то вкусным и в то же время освежающим.
– Вполне.
– Я такая бл…ь, каких мало на свете, ты знаешь меня. Я не верю никому кроме Дарвина и не верю ни во что кроме хорошей затяжки и двести километров в час по ночному пустому шоссе. Мой папа был иудей и кроме отчества ничего мне не дал, а если ты приедешь в Симферополь, то обнаружишь там еще четверых человек с таким же отчеством и такой же фамилией. И все они будут примерно одного возраста, что и я. Но мамы у всех будут разные. Моя мама не интересовалась ничем кроме кинематографа и театра, она была драматургом. Придумывала разные сюжеты, но совсем не занималась мной. Она