Чудовищный сговор. Марина Серова
бумажник и продемонстрировал мне его содержимое.
Центральное отделение было набито пятисотенными бумажками, рядом с ними лежала стопка стодолларовых и несколько банкнот в тысячу дойчмарок. Отъехавшая в сторону «молния» скрывала еще одно отделение, в котором мирно покоились бок о бок пластиковые карточки Visa и Eurocard.
Показав мне это хозяйство, Кургулин закрыл бумажник и вернул его на место.
– Как видите, в средствах я не стеснен. То есть заплачу, сколько скажете. В разумных, конечно, пределах. Я, впрочем, и так вижу, что вы человек ответственный и обязательный, так что…
– В чем будет заключаться моя работа? – спросила я очень четко и размеренно. – Время, объект, особые обстоятельства.
– Ага… Давайте тогда я изложу все по порядку. Объект – это сын. Не мой, конечно. Моего погибшего друга. Ему угрожают.
Н-да… Чем дальше, тем меньше мне нравился этот разговор. Дело в том, что Павел Филимонович Кургулин беззастенчиво врал.
ГЛАВА 2
Определить, когда человек лжет (говорит неправду, привирает, фантазирует), довольно несложно. Просто люди обычно не ставят себе такой цели – следить одновременно за тем, что говорит человек, как он это говорит и что он при этом делает.
Ну, например, начинает вдруг подыскивать слова, меняет темп речи, принимается жестикулировать. Если прислушаться, то можно заметить изменения в тембре голоса; особенно хорошо это наблюдается в интонации.
На курсах в разведгруппе мы практиковали такой прием: двое людей садились друг напротив друга и, глядя прямо в глаза, по очереди описывали свои внутренние ощущения на данные пять минут.
От говорящего требовалось несколько раз приврать, а от слушающего – угадать, в чем именно заключается ложь. Практически всем это удавалось, не с первого раза, так с пятого.
Итак, я не сомневалась в том, что Кургулин лгал. Но, в конце концов, какое мне до этого дело? Я же не занимаюсь поисками конкретной правды или абстрактной истины, мои обязанности куда более скромны.
– Кто же угрожает этому самому сыну вашего друга? – спросила я.
– Не знаю, – отмахнулся Кургулин. – В это вы не вникайте. Требуется охрана. Надежная, профессиональная охрана. Круглосуточная.
– И сколько, по-вашему, это продлится? – поинтересовалась я.
– От силы два дня, – прикинул Кургулин, – начиная с трех часов пополудни сегодня. Но главное условие – это полная конфиденциальность. Никто не должен ничего знать. Понимаете – никто!
– Запомните на будущее, Павел Филимонович, я не имею привычки трубить на каждом углу о проблемах своих клиентов, – жестко заметила я.
На этот раз Кургулин не стал уточнять, что это, мол, не его проблемы, а снова вернулся к денежной теме. Он пообещал мне:
– Двое суток, от силы трое. Но вы будете рядом с парнем по двадцать четыре часа. Понимаю, что это тяжело, но, поверьте, я вас не обижу.
– Время – деньги, – напомнила я ему. – Час будет стоить вам сто долларов. Плюс тысяча по окончании работы. Устраивает?
– А за что эта надбавка?
– За