Сильнее любви. Валаам. Сергей Алексеевич Глазков
Она сворачивает за здание, фасад которого ремонтируют монахи, и замирает на месте. Впереди стоят Борисов и капитан Оваска. Егорова проходит мимо них и прячется за деревом, чтобы слышать их разговор.
ОВАСКА: Отец Сергий сказал, что вашему сыну стало легче. Он пришел в себя.
БОРИСОВ: Мне он этого не сказал.
ОВАСКА: Что вы хотите, господин Борисов. Он – старик. Уже много не помнит.
БОРИСОВ: Я так не думаю. Но это его проблемы. Главное, чтобы он вылечил Павла.
ОВАСКА: Что вы собираетесь делать с девушкой?
БОРИСОВ: Ничего. Как только Павел поднимется на ноги, отправлю в лагерь Питкяранта.
ОВАСКА: Там же лагерь военнопленных, Николай Львович! Она там долго не протянет.
БОРИСОВ: Какая разница, Эмиль! Ну, не оставлять же её здесь?!.
Оваска замолкает, пожимает плечами.
ОВАСКА: Это ваше решение, господин Борисов.
Егорова, стараясь не шуметь, быстро уходит.
Заводские ворота распахнуты настежь. Из них выходят пожилые люди – нынешние работники завода. Гуров и Петров, минуя сторожку охранника проходят на территорию завода. Из сторожки выбегает возмущенная охранница, на ходу вынимая из кобуры пистолет:
ОХРАННИЦА: Вы куда, молодые люди?
Гуров показывает её удостоверение.
ГУРОВ: Что здесь происходит?
ОХРАННИЦА: Эвакуация. В 3-й цех бомба угодила.
ГУРОВ: Ну?
ОХРАННИЦА: Не взорвалась. Посреди цеха лежит.
ГУРОВ: Саперов вызвали?
ОХРАННИЦА: Вызвали.
Гуров поворачивается к Петрову.
ГУРОВ: Пошли, посмотрим.
Гуров направляется к 3-му цеху. Петров идет за ним. Охранница обращается к рабочему, который прислонился к воротам, чтобы немного отдохнуть:
ОХРАННИЦА: Ну, чего стал, милый? Шевелим ножками! Быстро. Давай! Давай!
В келью возвращается Егорова с чайником, в котором находится кипяток. Чайник ставит на тумбочку. На кушетке сидит Павел. Отец Сергий слушает его через простую трубочку. Затем простукивает спину в районе легких. Егорова засматривается на многочисленные рубцы от ран на теле Павла. Старец качает головой.
СЕРГИЙ: Давно чахотка была?
Павел скептично хмыкает.
ПАВЕЛ: Я не знал, что еще чахоткой болел. Истощение было, туберкулез был. А вот этой заразы не было.
Старец бьет его слуховой трубкой по лбу.
СЕРГИЙ: Туберкулез и есть чахотка. Это он у докторов так называется. А в народе чахоткой. А еще золотухой и сухоткой.
ПАВЕЛ: На медицинской комиссии сказали, что я вылечился.
СЕРГИЙ: Так-то оно так, милый, но рубцы остались. Их подлечить надо.
Он достает из кармана пучок сушеной травы:
СЕРГИЙ: Я тебе сейчас из этой травки чай заварю.
Егорова бросается к чайнику.
ЕГОРОВА: Давайте я!
Сергий останавливает, перехватив её руку.
СЕРГИЙ: Нет. Этот чаёк только я должен могу изготовить.
Он открывает крышку чайника и, отобрал только ему понятное количество сушенной