Волшебный магазин. Анна Родионова
с паршивой овцы хоть шерсти клок, но сначала она была обязана написать договорную пьесу, а уж потом заниматься приработком.
Но Василёк был настойчив. Он сказал, что будет ей диктовать перевод, чтобы у нее уже был текст на русском. А потом она может с ним делать все что угодно.
В принципе, это было более реально, чем та молодежная лабуда, которую она должна была сдать. Молдавских героев звали красиво Аурел и Ануца. Звучало интереснее, чем Иван Пантелеев и Светлана Филимонова.
Как же она все это не любила! Давать имена – ну как в роддоме. Да не все ли равно, как их зовут.
Короче, она согласилась на молдавский подстрочник. Только велела все перевести, быстро и не очень афишируя. Потом она скажет, что вот случайно нашлась хорошая пьеса из дружественной республики.
Договорились засесть немедленно.
Когда шли к ней в комнату, навстречу в столовую, явно опаздывая, спешила давешняя парочка. Одного из них она знала по московским встречам. Поздоровались.
Странно, что они оба из Питера. Один точно москвич.
– Ты не знаешь, кто это в темном плаще и в красивых перчатках? – спросила она Василька.
– Народный артист Толя, – не моргнув глазом, ответил молдаванин.
До завтрака желающих отвезли на автобусе в бассейн. Туся плавала неважно, но все равно очень любила. Вставало солнце. Вокруг темнели горы. Василёк рвался ее учить, но она предпочитала собачий стиль каким-то там кролям и брассам.
Накупавшись, сели в автобус. Солнце уже сияло вовсю.
После душа побежала завтракать.
Народный артист Толя шел к столику с тарелкой рисовой каши. Она прошла было мимо, но Толя задержал на ней взгляд и спросил:
– Если не ошибаюсь, в мурманском театре идет ваша пьеса? Моя пьеса в том же театре, мы на одной афише.
Тусе польстило внимание. Ее мало где ставили.
– Вы – Таня, я – Саша, – распределил народный артист Толя, – правильно?
«Сволочь Василёк, хорошо, что я еще никак не назвала его, – мелькнуло в голове», – и она сказала:
– Правильно.
А что она еще могла сказать?
И разошлись по своим столикам.
Потом Туся вспоминала – пробежала ли хоть какая искра, хоть намек на значимость в этом диалоге. Кроме раздражения на молдаванина, ничего. Таня подумала: какая же я была толстокожая!
Около него хорошо было быть. Просто стоять. Ни малейшей мысли о романе. Просто надежность. Просто тепло. Просто куда-то вместе пойти.
О чем говорили? О чем-то тогда важном. Может, о Чехове? Может, о погоде?
Сели в вагончик подвесной дороги. Последним подбежал Василёк. И сразу обида – мы же договаривались работать над подстрочником. Уже ногу поставил, чтобы войти.
И такое недовольство! Просто собственник. Татьяна этого очень не любила, давления любого.
Неожиданно Саша отстранил молдавского драматурга и не дал ему зайти внутрь. Вагон дернулся и пополз