Владивосток – Порт-Артур. Александр Чернов
этого он успел принять на борту «Потемкина» представителей местной администрации и командиров находившихся здесь английских и французских кораблей, раздав им по случаю ордена Станислава и Анны. Единственным исключением стало награждение двух офицеров германского флота. Командир скромной канонерской лодки «Пантера» и «случайно» оказавшийся на ее борту военно-морской агент Германской империи в Стамбуле получили ордена Владимира 4-й и 3-й степеней соответственно. После чего со всей свитой, в которую входил Банщиков, Николай Александрович на «Полярной звезде» отправился погостить в Афины. Приличия надо было соблюсти…
На корме царской яхты, нежно обнимая за плечи великую княгиню, любующуюся золотой ртутью тонущего в сапфировой голубизне Средиземного моря солнца, Вадим тихо прошептал ей на ухо, впервые обратившись к ней на ты:
– Пожалуй, все, что могли на данный момент, мы уже сделали, Оленька. Можно до возвращения в столицу расслабиться и немного подумать о себе, а не о России. По-моему, тебе пора развестись со своим мужем, как ты на это смотришь?
– Я бы с удовольствием это сделала еще год назад, но, увы, – он мне отказал. Я просила брата. Но он… Он говорил с матушкой. И они… ну, то есть он, конечно, поставил условие: не ранее, чем через семь лет. Так что придется потерпеть, Михаил. Или найти себе кого-то свободного. Хоть мой брак и формальность, но нарушать его святости перед Богом я не могу.
– И не придется, Оленька. Я достаточно хорошо тебя узнал, чтобы не поставить перед столь непростым выбором. Но по нашему возвращению в Питер я сделаю твоему мужу предложение, от которого он вряд ли сможет отказаться. И еще – пожалуйста, называй меня Вадимом или Вадиком, когда мы вдвоем. Привычнее как-то…
Глава 2
Балтийский ветер
Эскадренный броненосец «Император Александр III», Балтийское море у побережья о-ва Готланд, 25 августа 1904 года
Двери командирского салона неестественно громко хлопнули за его спиной. Обогнав Николая, Вильгельм словно вихрь пронесся к столу, решительно снес в сторону лежавшие на нем бумаги с карандашами и, сбросив на кресло несколько папок и рулон карт, водрузил на него свою треуголку с видом лихого квотермейстера[1], поднимающего флаг на мачте взятого на абордаж корабля. Слава богу, брызжущая через край энергия венценосного гостя не коснулась письменного прибора, поскольку обе его чернильницы были полными…
– Ну, вот! Наконец-то мы, дражайший мой Ники, сможем спокойно поговорить! Без всех наших адмиралов и капитанов, а главное, прочих разных советчиков. С их вечно настороженными ушами, глубокомысленными вздохами и подхалимскими мордами. Да! Но каков корабль! Каков корабль… Красавец! И какой же, кстати, le gougnafier[2] этот твой Бухвостов. Знать, что мы приедем к нему, и загодя не подготовить салон?..
– Вилли, ну, не сердись, прошу тебя. Они не ждали нас сегодня к ужину. Сам знаешь – это мы скомкали протокол. Ничего
Командир абордажной партии во времена парусных флотов.
Мужлан (фр.).