Владивосток – Порт-Артур. Александр Чернов
О «бронированном кулаке», о телеграмме Крюгеру? Или о «новой славе меченосцев в эпической битве с сарматами»?
– Но, Ники…
– Вилли. Никаких «но». Давай условимся сразу: если мы с тобой идем вместе для того, чтобы свалить зазнавшихся англичан с трона мировой державы, если ты хочешь иметь величайший флот мира, обширную колониальную империю и поставить Германию выше всех в Европе… С моей помощью… Если ты не отказался от идеи, которую однажды высказал моему покойному отцу, то ты должен молчать обо всем, о чем мы с тобой договорились и еще договоримся. Молчать как рыба! Даже на исповеди.
Таково мое условие: никто и никогда кроме нас двоих не должен узнать, о чем мы договариваемся. Если только мы с тобой вместе не решим поставить кого-либо в курс определенных, частных вопросов. Только так и не иначе. Никаких театральных пассажей перед толпой. Никакой бравады или намеков в самом узком или даже семейном кругу. Никаких сиюминутных телеграфных обсуждений. Это – тайна. И таковой должна оставаться.
– Ники. Я положительно не узнаю тебя… Что с тобой сделалось за эти несколько месяцев?
– Я не смог предотвратить войну… Но было и еще кое-что. Я объясню. Позже. А сейчас: ты согласен?
– Да. Я принимаю твое условие, брат. Я согласен…
– Вилли. Не сочти меня нудным: слово императора и короля?
– Согласен. СЛОВО ИМПЕРАТОРА И КОРОЛЯ!
– Вот и славно. И не смотри на меня так, словно только что проиграл мне битву при Кеннигреце.
– Нет! Братец, это просто неслыханно!!
– А об этом никто и не услышит. Я даже специально приказал убрать часового от кормового флага. Пойдем же. Я очень голоден…
– Итак, дорогой мой Вилли, если десерт тебя устроил, давай перебираться в кресла или на диван. Я расскажу тебе о том, что мне пришлось пережить и передумать за эти несколько месяцев нашей разлуки. И что, собственно говоря, хочу тебе предложить. Вернее, даже не так: не предложить, а напомнить тебе об одном твоем же давнем предложении, которое сегодня готов с благодарностью ответственно обсудить.
– Хм… Ники, – Вильгельм бесцеремонно прервал кузена, не успев даже дожевать кусок запеченной оленины, которым вознамерился заесть последнее из пирожных, – перестань, пожалуйста, распинаться передо мной, как перед своим Госсоветом. Давай так: к делу, так к делу. Но бутылочку с рюмками мы берем с собой. И еще – вот эту тарелочку. Не возражаешь? Кстати, уж если ты столь категорически настаиваешь на секретности, я попозже покажу тебе один документ. Только тебе. Над ним я провел не одну бессонную ночь… Но прости, ты ведь начал говорить о каком-то моем предложении?
По ходу ужина кайзер успел несколько успокоиться, поскольку задача подведения Николая к мысли о военном союзе отпала сама собой: царь говорил о том же. Но, что интересно, говорил пока явно от себя, не цепляясь за инструкции Ламсдорфа и как будто вовсе не страшась извечного антигерманизма Аничкова дворца.
Значит, вопрос только в том, сколь точно Бюлов с Гольштейном