Мегамир. Юрий Никитин
жернова в желчном пузыре… А посмотри на собственный вздутый аппендикс!
Похоже, он промолчал о быстро нарастающей сухости во рту и во всем теле, но взгляд сказал больше, чем послушный дисциплине язык. Он знает, понял Енисеев, о смертельной опасности простейшего перегрева. А здесь, чтобы схватить тепловой удар, вовсе не требуется лежать на солнцепеке часами, как было в Большом Мире. Впрочем, подумал Енисеев сердито, этому десантнику платят за риск. Он получает в десятки, если не сотни раз больше, чем он, доктор наук… Наверное, получает.
ГЛАВА 4
Над головами загромыхало громче. Енисеев по знаку Дмитрия остановился рядом с ним на желтых кристалликах песка. Они накалились так, что ступни прижгло как железом. Енисеев стиснул челюсти, терпел, рядом что-то успокаивающе кричал Дмитрий. Перед глазами полыхал ослепительный оранжевый свет. Он проникал сквозь бесполезные веки, которые здесь не спасали даже от пыли, впивался острыми иглами в мозг.
– Держись!
Енисеев напрягся, но влажная тяжесть все равно свалила, вжала в камни, распластала. Он чувствовал, как его тело сразу разбухло, напитавшись водой. Отяжелевшее сердце перестало трепыхаться, сокращалось медленно, с паузами, едва-едва проталкивая разжиженную кровь по венам, которые не стали шире.
А потом тяжелая вязкая вода вокруг начала опускаться между камнями. Из его тела избыток тоже просачивался сквозь кожу и уходил со всей каплей. Потом он несколько мгновений лежал, приклеенный водяной пленкой. Наконец та под стрелами солнца лопнула, Енисеев поспешно поднялся и быстро перебежал под тень высокого растения с широкими листьями.
Дмитрий прибежал следом, быстро огляделся.
– Ты даешь!
– Что? – не понял Енисеев.
– Быстро схватываешь.
Спасибо, подумал Енисеев неприязненно. Конечно, самые умные и быстросхватывающие люди в мире – это подобные десантники и прочие военные, а уж потом всякие там академики, доктора наук и прочая интеллектуальная шелуха. Потому первыми в этот мир и пошли вот эти, с мускулами…
Отпрыгнул, уступая дорогу желтоватой моркови размером с цистерну. Вместо ботвы шевелятся четыре мохнатых усика. Глаз нет, рта за щетинками не угадать. Так и проползло, волоча бледные корешки, еще больше увеличивая сходство с морковью, не видевшей света.
– Щетинохвостка, – сказал Енисеев невольно. – Древнейшее существо. Еще в мезозое жило.
– В мезозое? – спросил Дмитрий уверенно. – Это не так давно.
– Полагаешь?
– Знаю, – ответил Дмитрий еще увереннее. – В детстве пели: «Помнишь мезозойскую пещеру? Мы с тобой сидели под скалой, ты на мне разорванную шкуру зашивала каменной иглой…»
– Здорово, – согласился Енисеев. – Это характерно для вашего ведомства – промахиваться на пару сот миллионов лет?
Весил он так мало, что мышцы то и дело швыряли его в воздух. Зависая там, чувствуя себя особенно уязвимым, падал на острейшие грани кристаллов, замирал в панике: ведь