Бумажный дворец. Миранда Коули Хеллер
в гостиную и берет со стола мою сумку. Я смотрю, как он роется в ней, вытаскивает ключи от машины.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Верну с полным баком. Обещаю.
– А ну-ка дай сюда. – Я протягиваю руку за ключами. – Либо едешь с нами на пляж, либо добираешься до клуба на велосипеде, и точка.
– Зачем ты это делаешь? Ты как будто нарочно стараешься испортить мне жизнь. – Джек бросает ключи на пол и распахивает дверь. – Не понимаю, почему ты не разведешься с этой сукой! – кричит он через плечо, вылетая на улицу.
– Хороший вопрос, – со смехом отзывается Питер.
– Пит, ты издеваешься?
– Расслабься. Он же подросток. Ему положено грубить матери. Это часть процесса сепарации.
Я вся ощетиниваюсь. Ничто так не напрягает, как когда тебе говорят расслабиться.
– Грубить? Он назвал меня сукой. А твой смех его только поощряет.
– Хочешь сказать, это я виноват? – вздергивает бровь Питер.
– Конечно, нет, – бросаю я с раздражением. – Но он равняется на тебя.
Питер встает.
– Съезжу в город за сигаретами.
– Мы не закончили разговор.
– Нужно еще что-то купить? – Его голос холоден как лед.
– Бляха-муха, Питер!
Мэдди и Финн замирают, точно зверушки на водопое, наблюдающие, как комодский варан подкрадывается к буйволу. Они не привыкли видеть отца таким сердитым. Питер редко выходит из себя. Обычно он все воспринимает со смехом. Но сейчас смотрит на меня прищурившись, словно чувствует, что молекулы вокруг меня вибрируют на другой волне – словно поймал меня за преступлением, только не понимает, каким.
– Не мог бы ты захватить сливок? – кричит мама с кухни, откуда прислушивается к разговору, делая вид, что подогревает кофе. Я слышу у себя в голове ее голос, который говорит: «Веди себя в духе Боттичелли». Благоразумная часть меня знает, что она права: нужно пойти на попятную. Все-таки я вчера трахнулась в кустах со своим самым давним другом. А Питер всего лишь посмеялся над тем, как наш сын-подросток хамит мне, что происходит ежедневно. Но угроза в его голосе подстегивает меня.
– Не переводи все на себя, Питер.
– Это я перевожу все на себя? Ты уверена, что хочешь продолжить этот разговор, Элинор?
Завтрак подкатывает к горлу. Внезапная паника. Я оглядываюсь на Мэдди с Финном на диване, на испуганное выражение их лиц. На их невинность. Беспокойство. На то, что я вчера сделала. На ужасную ошибку, которая навсегда останется со мной.
– Прости, – говорю я. Потом, затаив дыхание, жду, что последует.
В конце лета в сельской местности Коннектикута находиться невмоготу. К восьми утра воздух уже как в парилке из-за влажности, удаленности от моря и бесконечной удушающей зелени. После обеда мне нравится прятаться в тени дедушкиного кукурузного поля, перебегать с одного края на другой под легкими ударами ленивых початков, лежать на темной полоске вспаханной земли в укромном месте между рядами, слушая тихий шелест и наблюдая, как муравьи-солдаты тащат свою тяжелую ношу через борозды. Ближе к вечеру откуда не возьмись налетает