Записки питерской алкашни. Евгений Еременко
не в какие ворота, Мамонт сказал просто.
– Исчезни. И не появляйся больше.
Демон почесал в затылке, пожал плечами и действительно исчез.
– Неужели это всё? – спросил Кэст, до конца не веря, что от этого представителя иных миров так легко удалось избавиться.
– Эй, демон! – нерешительно позвал Коля, – ты ещё с нами?
Ему ответила звенящая тишина, только стрелки часов напряжённо тикали, приближаясь к пятичасовой отметке.
– Вроде молчит, – пробубнил Толик, – ну слава Богу. Где мой жуб, люди?
Зуб, должно быть, уже кто-то запинал под один из диванов, и провести остаток пьянки за его поисками хотелось меньше всего.
– Не беси меня, Толик! – чуть ли не выкрикнул Мамонт, – найду – отдам, а пока сгоняй – ка ещё за одной. Мне надо прилечь, что-то хреновато мне…
– Неудивительно, такой стресс поймать, – ответил Монти, – нам бы всем отдохнуть не мешало… А лучше поспать…
Но Мамонт его уже не слышал. Он уже вовсю давал храпака, прямо на том стуле на котором сидел. По губе стекала длинная и вязкая капля слюней, медленно переливаясь на футболку. Кэст уснул ещё раньше, свернувшись калачиком на диване и приглашая всех населявших его клопов угощаться лёгкой добычей. Толик зевнул.
– Может ну его, а? Что – то мне в лом идти куда-то, я устаххххрррр......
Сон застал его неожиданно, и он, не успев дойти до чего-то мягкого, лег спать у кошачьей кормушки.
В ореоле сухого корма он был похож на худого, подобранного с улицы кота, который впервые за много месяцев нажрался досыта и теперь лёг переваривать, как все они делают. Монти тоже вырубался на ходу. Но подобно раненому герою перед морфеевым пленом, он всё-таки успел прикончить ещё несколько стопарей. Клеенчатая грязная скатерть прилипла к его лицу и казалась мягче любых пуховых перин. Вновь стало тихо.
Дождь накрапывал сильнее, чем вчера. Погода, даже по меркам неприхотливых петербуржцев, была откровенно мерзкой, и два санитара скорой помощи, стоя под козырьком подъезда, курили и зябко ежились.
– Погодка – она прям как этот дом, серьёзно, Вась, – сказал один и отправил тлеющий окурок по дуге в ближайшую клумбу. – Обострение у них у всех, что-ли?
– Не иначе, Витек, не иначе, – ответил Вася и повторил незамысловатый маневр со своим окурком. – Как ещё объяснить, что народ местный стал беленой накуриваться? Ещё бы чуток – и привет!
– Ну да, реально. Сколько они проспали?
– Двое суток вроде – бы. Хорошо, эта баба всех на уши поставила, как ее? Наташа?
– Да вроде. Но фиг ты с ними, на них один взгляд кинуть – и понимаешь сразу, что пятеро идиотов, но бабка – то что? Помнишь?
Витя помнил. Он не хотел этого помнить, но воображение вновь и вновь рисовало обнажённую бабульку с растрепанными волосами, которую пришлось отлавливать по дворам. Он помотал головой, отгоняя наваждение.
– Да уж, забудешь такое, – Вася закурил еще одну, – кого она звала?
– Лягушонка. Это ж надо, приходнуло бабку…
Оба