Женщина-трансформер. Елена Нестерина
обалдевшим и прочее – это всё были грубые и низкие слова, к лицу Глеба они не имели никакого отношения. Наверное, такими бывают лица тех, кто видит чудо. И у меня бы такое было, если бы я увидела, как на моих глазах люди оборачиваются.
– Боишься, что я оборотень? – спросила я мальчишку, опускаясь на колени и начиная собирать с земли свои вещички. – Не бойся. И прости, что ты это всё увидел.
Я уверена – слово «оборотень» и процесс его превращения из одного в другое должны если не пугать, то настораживать любого. Но Глеб вместо всего этого бухнулся на колени рядом со мной, схватил меня за руки, не давая собирать тряпки, и заговорил:
– Ты такая… Такое! – он запинался от восторга, улыбался – и стеснялся этого. – Ты…
Он не договорил. Потому что…
– Ого! – на всю ивановскую раздался мощный бабий голос.
Это ещё кто? Я вскочила. Затем снова присела, хватая в руки халат. И панталоны эти дурацкие. С панталонами в руках и голая я смотрелась особенно комично. Особенно возле Глеба, семнадцати лет от роду. Особенно… Вот блин, дурь-то какая…
А доярки, которых я, облетая окрестности, на улице не видела, вдруг вырулили из дверей фермы и попёрлись не в ту сторону. И оказались возле нас. Да, картина им открылась презанятная. Тётки и потешались.
– Ох, ну вы посмотрите – Глеб-то наш с девушкой!
– Да что ж вы на улице-то? Другого места не нашли?
– Глебка, а мы-то думали, что никто на тебя и не позарится!
– Вот мамка твоя удивится. Мы ей сейчас расскажем.
– Да чья ж это девка-то такая? Глеб, расскажи – откуда невеста?
Но Глеб ничего не стал рассказывать. В один момент собрав мои вещи с земли, он схватил меня за руку и потащил в свою каморку. Когда пробегали мимо доярок, одна из них ухитрилась меня за голую задницу ущипнуть, вот зараза.
Вбежали мы, закрылись. Гадские доярки стучались в окошко, весело орали что-то – матом и так. Глеб задёрнул шторку и встал к окну спиной, так что бабенциям ничего нельзя было в комнатке разглядеть.
Я затаилась на кровати. Страдать и стесняться каких-то там доярок мне совершенно не хотелось. Даже, если честно, переживать, что, вполне возможно, испортила юному Глебу репутацию, желания не было. А что было? Да всё та же радость. Я – оборотень! Оборотень. Не в погонах. Не убийца. Не буду выть в полнолуние и бросаться на людей. А оборотень в перьях. Чудо я в перьях. Женщина, которой повезло.
Я подумала, что от увиденного с Глебом произойдёт какая-нибудь глобальная метаморфоза – например, отключится функция косноязычия. Или он, наоборот, потеряет дар речи совсем, ну, хотя бы просто заикаться начнёт. Но нет.
Он говорил. Что – не помню, я его не слушала. Потому что своих мыслей было выше крыши. Продолжая говорить, Глеб подносил мне чай, еду какую-то. Я машинально пила, ела, даже лечилась под его чутким руководством.
И вернулась в суровую реальность только тогда, когда вдруг кто-то с грохотом и воплями принялся долбиться в дверь каморочки.
– Глеб, разъедрить-кудрить-зараза! – на арене