Откровение. Юрий Никитин
героям пришлось истреблять друг друга, после чего перевелись вовсе, а здесь самое время геройских подвигов…
Деревья сомкнулись сзади, нависали с боков, сразу потемнело. Божий свет остался там, по ту сторону крон, а здесь пахло гнилью, муравьями, старым перепрелым мхом. На дорожку с обеих сторон напирали кусты, деревья опускали ветви пониже, дабы никто не смел здесь пройти, кроме диких зверей. Лес знал своих, а человека впускать не хотел.
Калика ехал молчаливый. Томас косился на его прямую спину с развернутыми совсем не по-отшельнически плечами, порывался вступить в ученую беседу, можно бы поговорить и об устройстве мира, но почему-то робел. Вдруг да калика в самом деле как раз сейчас отыскивает ту самую Истину, узнав которую все люди враз запоют от счастья. Хотя, по чести говоря, сейчас куда нужнее философский камень или меч, который не выщербится и не переломится в трудный час.
– Мне внутренний голос говорит, – сказал Томас, – что с Богом в сердце и верой в душе мы если и не достигнем цели, то погибнем достойно…
Калика хмыкнул с пренебрежением:
– Внутренний голос! И это говорит железный рыцарь, завоеватель Сарацинии, герой штурма башни Давида!
– Внутренний голос не обманывает, – сказал Томас твердо.
– Да, конечно, – согласился калика. Ехал молча, вдруг оживился: – Помню как-то… Совсем я был молод, зелен, неопытен. Шел по лесу, вдруг вижу – навстречу прут человек пять разбойников. Здоровенные, как медведи, злые, свирепые. Я едва успел шмыгнуть в кусты. Затаился, дрожу как заяц. Они не заметили, идут мимо. Так бы и обошлось, как вдруг внутренний голос говорит: да что ты сидишь, счастье теряешь? Выйди из кустов, подойди к вожаку, дай в морду! Я в ответ: сдурел? Да они меня размечут на клочья! А голос настаивает. Решился я, хоть душа тряслась как овечий хвост. Разбойники уже прошли мимо, а я тут вылез из кустов, крикнул: погодите!
Он скривился, как от острой зубной боли. Томас спросил жадно:
– И что дальше?
– Ну что… Подошел я, ноги трясутся, сердце колотится как овечий хвост. А они стоят, как огромные волки на задних лапах, смотрят выжидающе. Ну, подошел я, дал вожаку в морду…
Он опять замолчал, спина его сгорбилась. Ехал насупленный, похожий на лопух под дождем. Томас спросил нетерпеливо:
– И что дальше?
Олег бросил нехотя:
– Тут внутренний голос и говорит: ты как хочешь, а я пошел…
Томас раскрыл рот, вот тебе и поговорил о мудрости, пыхтел и пытался сообразить, как же калика вывернулся, расспрашивать нехорошо, явно же не хочет рассказывать, а сам Олег, словно бы чтобы отвести от себя разговор, с преувеличенным неодобрением начал коситься на огромный, с ладонь, крест на груди Томаса. Тот болтался на толстой цепочке, гнусно звякал по стальному доспеху. Чересчур тяжелый, без привычной филигранной резьбы или позолоты…
– Выходит, ты тоже с оберегом, – сказал он насмешливо.
Томас ощетинился, прикрыл ладонью крест, оберегая от дурного глаза:
– Я