Индиговый ученик. Вера Петрук
долетел сладкий запах дыма, кучеяр закурил. Странно, он думал, что табак пах иначе. Регарди глубоко вдохнул и почувствовал, как напряжение стало медленно уходить. Тревога, злость и разочарование, наполнявшие его с утра, превратились в струйку дыма и утекли в бесконечность.
Хороший табак был у Азиза. Должно быть, где-то наверху сейчас горели звезды. Интересно, какие они в пустыне? Яркие и крупные, как арвакские бриллианты, или крошечные и тусклые, словно белый пепел, оставшийся от кострища?
– Я делал много ошибок, – вдруг сказал Арлинг, удивившись тому, что мысли вырвались вслух и обрели форму. И хотя Регарди надеялся, что Азиз проигнорирует его слова, кучеяр неспешно ответил:
– Жить без ошибок трудно, – вздохнул он. – В этом весь человек. Людям можно ошибаться. Даже нужно. Поэтому и существуют боги – одному помогут, второго накажут, третьего пожалеют. Чаще обращай свои мысли к богам, ведь любую проблему можно решить молитвой. Кто верует, тот не знает боли.
– Ну да, больно только тому, в кого попало, – горько произнес Регарди. – Я не верю в богов и не знаю ни одной молитвы.
– Ерунда, – отмахнулся кучеяр. – Даже если человек не читает молитв, но в сердце своем чист и идет по пути искренности, боги никогда не оставят его.
– Говоришь, словно жрец, – фыркнул Арлинг. – Может, тебе стоит бросить торговлю и заняться чем-нибудь другим?
– Давно подумываю об этом, – неожиданно согласился Азиз. – Держи, тебе нужно выпить.
Арлинг совсем не хотел пить мохану, от которой на утро болела голова, а весь день глотку терзала жажда, но кучеяр уже сунул ему в руку увесистый кубок.
– Давай, – хлопнул его по плечу Азиз. – Не оскорбляй капитана. Эта ночь создана для того, чтобы гулять до рассвета.
Регарди усмехнулся. Спорить с кучеяром сейчас не хотелось. Впрочем, почему бы и не глотнуть? Возможно, так хоть удастся заснуть скорее.
– Какой странный вкус, – удивился он, ощутив на языке освежающее покалывание. – Это не похоже на мохану, хотя пахнет похоже. Вино?
– Нравится?
Тепло родилось в области живота и мягкими волнами коснулось груди. Задержавшись на мгновение у самого сердца, оно поднялось в голову, наполнив ее легкими, невесомыми облаками. Чувство было приятным, и Арлинг отхлебнул еще раз.
– Еще бы! Что это?
– Журавис, – ухмыльнулся Азиз. – Я мохану только с ним пью. Без него этой отравой лишь верблюдов поить.
Страх появился только на миг, сразу растворившись в мягких складках Азизова табака. Нуф успел рассказать ему не одну байку о страшном наркотике кучеяров, который медленно растворял мозг, погружая человека в мир иллюзий, где тот и умирал, не способный вернуться к прежней жизни. По словам юнги, в первый раз журавис вызывал онемение тела и сильную тошноту. Многие, кто пробовал его в одиночестве, захлебывались собственной рвотой.
Что бы там не рассказывал