Быть Хокингом. Джейн Хокинг
разочаровал отца отсутствием интереса к медицине, Стивен пошел на компромисс и поступил на физический факультет. Поэтому, приехав в Кембридж в качестве аспиранта, он имел лишь базовые знания по математике. Сейчас же, работая с Роджером Пенроузом, который был блестящим математиком, Стивен почувствовал свое слабое место, но быстро нашел отличное решение для этой проблемы: он решил выучить математику, взяв на себя обязанность вести этот курс у студентов Гонвиля и Каюса. Таким образом он постепенно проработал всю программу для получения степени бакалавра с отличием по математике. Естественно, его успехи были гораздо более впечатляющими, чем у его студентов: он находил огорчительной недостаточность у них прикладных навыков, как было указано в его отчете по итогам семестра, который я написала под его диктовку. С Брэндоном Картером он посетил несколько лекций по математике для студентов, в частности тот курс, что читал добродушный глава колледжа Пемброк сэр Вильям Ходж. В течение семестра бóльшая часть публики постепенно растаяла, оставив сэра Вильяма в обществе трех слушателей: Стивена, Брэндона и еще одного их коллеги, Рэя Макленагана. Они сожалели о том, что не воспользовались возможностью ускользнуть вместе со всеми, но, поскольку их отсутствие было бы слишком заметным, они сочли своим долгом высидеть курс до конца.
Кажется, именно в тот год, когда я завершала обучение в Лондоне, дядя Стивена Герман Гарденберг, психиатр с Харли-стрит, долгое время лежал в больнице Сент-Джонс-Вуд, через дорогу от Уэстфилда, страдая сердечным заболеванием. Я иногда навещала его по вечерам после всех лекций и семинаров. Герман, муж тети Стивена Жанет, тоже врача, был обаятельным, вежливым, прекрасно воспитанным человеком, любившим говорить об интересовавших меня предметах, в частности – о поэзии трубадуров Прованса, которые являлись темой моей выпускной работы. Он в то время читал «Аллегорию любви» К. С. Льюиса[58] и со своей профессиональной точки зрения рассматривал ключевой конфликт поэзии – влюбленный поэт чахнет по своей недостижимой возлюбленной – в физиологическом ключе. Затем наш разговор переходил на семейные темы: я рассказывала о нашей жизни в Кембридже и о реставрации дома. «Надеюсь, Хокинги не обижают тебя?» – осторожно спросил он однажды, явно беспокоясь о том, чтобы его недоверие к этому семейству осталось в тайне. Я конфиденциально заверила его в том, что обо мне не стоит переживать. Да, Хокинги были эксцентричными, даже странными, это знали все; да, они высокомерны, убеждены в своем интеллектуальном превосходстве над простыми смертными – об этом говорил весь Сент-Олбанс, где к ним относились со смешанным чувством подозрения и страха. Да, случались размолвки и срывы, напряжение, витавшее в воздухе во время нашей помолвки и свадьбы, но я воспринимала их как общий фон семейной жизни. У меня не было веских оснований жаловаться на то, как они со мной обращаются. На самом деле, заверила я Германа, они всегда были рады видеть меня и Стивена и тепло встречали нас на Хилсайд-роуд.
Аллегория любви (