Футуроцид. Продолженное настоящее. Андрей Столяров
неординарное эротическое влечение, то он должен немедленно, без стеснения, обратиться к врачу. Ничего страшного в этом нет. Не надо бояться: даже у самых нормальных людей бывают иногда такие гормональные всплески. Главное – вовремя их пресечь. Эффективные лекарства уже существуют. Болезнь легче предотвратить, чем вылечить.
Говорить-то он говорил, но все знали, что двоих дурачков из параллельного класса, которые обратились к доктору Трипсу именно с этим вопросом, тот направил в Медцентр, и больше их никто никогда не видел.
Выход, к счастью, нашелся. Не знаю уж откуда взялось, но озарила меня простая мысль: здесь можно воспользоваться тем же советом отца Либби, то есть прикинуться. Я немедленно стал бросать страстные взгляды в сторону красавца Риппо, стал шумно вздыхать, когда он мимо меня проходил, стал как бы случайно тереться возле него с несчастным и унылым лицом. Больше всего я боялся пробудить в нем ответное чувство, но мне повезло: у Риппо и без того хватало преданных обожателей, я надежно затерялся в толпе.
Проблема таким образом была решена. И все же я понимал, что этот выход – сугубо временный. Он отодвинет исполнение приговора, но не отменит его. Я болен, я являюсь носителем архаичных, скомпрометированных эволюцией генов, и никакая гормональная терапия, никакие ингибиторы псевдомаскулинных энзимов меня не спасут. Я такой, как есть, и другим быть уже не могу.
Окончательно я это понял в тот день, когда у нас в классе состоялась натурная демонстрация.
Заранее никто о ней не предупреждал, просто однажды Сморчок с утра объявил напыщенным тоном, что сейчас мы сами во всем убедимся и все поймем.
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – провозгласил он.
После чего Жердина ввел в класс некое существо, с ног до головы укутанное в махровый грязно-розовый банный халат. Голову его окутывал капюшон, так что лица не было видно, однако то, что это не человек, а именно существо, я каким-то образом почувствовал сразу. И другие также потом говорили, что у них возникло точно такое же ощущение. По знаку Сморчка Жердина ловко сдернул с этого существа халат, и оно предстало перед нами, как и полагалось – в натуре.
Мертвая тишина воцарилась в классе. Я, как и все остальные, раньше никогда вживую женщин не видел. Конечно, в библиотеке мне изредка попадались книги, где они присутствовали на иллюстрациях, но только – графика, мелкие изображения, ни черта было не разглядеть. К тому же женщины в книгах были хотя бы условно, одеты, а тут желтизна обнаженного тела ударила по глазам. Впечатление было ошеломляющее. Многие потом признавались, что от отвращения их чуть было не стошнило: этот мягкий, округлый, как у обезьяны, живот, эти кошмарно гипертрофированные молочные железы, эти расставленные толстые бедра, уродливо сужающиеся к талии, эти тяжелые, неестественные ягодицы, а вместо нормального пениса и яичек – вообще черт знает что.
Признаки биологической деградации бросались в глаза. Все, о чем нам раньше рассказывали на уроках, теперь становилось наглядным