Стоунхендж. Юрий Никитин
твердь, а чуть дальше пошла земля совсем сухая. Трава росла сочная, налитая болотной водой. Под ногами Томаса стебли с мокрым хрустом обламывались, вжикала мутная гнилая вода.
Олег отыскал подъем, пошел кустарник, встретились первые корявые деревца. Томас со стоном упал на землю и остался лежать, разбросав руки. Женщина вышла медленно, словно вырастала из воды. Когда она попала в поле зрения Томаса, у того перехватило дыхание.
Мокрое платье плотно облепило фигуру. У нее была крупная, но высокая и очень четко очерченная грудь. Вместо пояса ей сгодился бы браслет Томаса, но в бедрах она была хоть сейчас рожать без труда и мук, а длинные и сильные ноги с умело вылепленными мускулами годились как для долгого и быстрого бега, так и для богопротивных языческих плясок.
– Афродита, – прохрипел он. – Только почему… Неужто море так обмелело?
Она перекинула волосы на грудь, отжала сильными руками. В запястье руки были тонкими, но когда вода брызнула струями, Томас невольно подумал, что такая из ветки дерева выжмет сок с такой же легкостью.
– Э-э… Артемида…
Ее странные лиловые глаза изучающе смотрели на рыцаря.
– Заморился? Уже заговариваться начал.
– Нет, – огрызнулся Томас, – с чего бы? Сейчас насмотрюсь на облака и вскачь побегу.
Она кивнула:
– Только почистись. Водяных распугаешь.
Томас сам чувствовал, воняет от него гадостно. С проклятиями воздел себя на колени. Больше сил не было, сбросил шлем, кое-как расстегнул доспехи. Стыдясь своей белой, как у женщины, кожи, разделся почти донага, прополоскал доспехи и одежду. Темная вода сразу замутилась серым, любопытные рыбешки брезгливо прыснули прочь.
Когда он вошел в воду по колени, в зарослях кувшинок нечто дернулось, появилось зеленое пятно, белые цветы заколыхались, будто снизу дергали за стебли. Вынырнула тупая жабья морда, уставилась на Томаса выпуклыми глазами. Томас торопливо стирал одежду, выполаскивал, слыша за спиной шаги женщины. Похоже, она рассматривала его критически, пофыркивала. Он злился, не зная, что ей не так. Спина у него широкая, в буграх мышц, есть и шрамы, которыми мужчины хвастаются.
Жабе наконец надоело смотреть на полуголого мужика, взобралась на лист кувшинки. Тот, широкий как плот, прогнулся под ее весом, закачался. Жаба долго умащивалась, словно пес перед сном, укладывала белесое брюхо то так, то эдак, наконец застыла, по-прежнему не сводя с рыцаря недвижимого взгляда.
Томасу надоело быть под пристальным взглядом мерзкой твари, смотрит, как будто что-то пакостное замышляет, как вдруг жаба проговорила скрипучим голосом:
– Исполать тебе, добрый молодец…
Глава 7
Томас от неожиданности выронил рубашку. Вода вроде стоячая, но ее начало относить от берега. Ругаясь последними словами, он догнал, пришлось залезть в топь по самые… и глубже, переспросил, уже вернувшись:
– Ты мне?
– А больше тут… бре-ке-ке… молодцев нету… Ты можешь поцеловать меня…
Томас отшатнулся:
– Тебя? Жабу?
– Я не жаба… бре-ке-ке… я лягушка…
Томас