Второе дело Карозиных. Александр Арсаньев
вдруг сыскной талант. Ну, положим, талант – не талант, тут же подумал он, но в наблюдательности и логике ей не откажешь. Кажется, этот способ расследования называется дедукцией? Жена – сыщик, что может быть хуже? Никита Сергеевич поздыхал-повздыхал, да и пошел следом за Катенькой. Нужно бы помириться.
Жену он застал в столовой.
– А, вот и ты, Никита Сергеевич, – сказала она с милой улыбкой, будто ничего и не произошло и не было вовсе никакой размолвки. – А я уж хотела было Груню отправить за тобой. Обедать пора.
– Катя, – начал муж виновато, – ты уж прости меня…
– За что же, друг мой? – с приязненною улыбкой осведомилась она. – Разве ты в чем-то провинился передо мной?
Вот ведь характер, подумал про себя Карозин, и как это она так умеет заставить меня чувствовать себя виноватым тогда, когда самой бы след повиниться. Он взглянул на жену и решил чуть ли не впервые за всю их совместную жизнь подыграть ей – тоже сделать вид, что ничего не случилось.
– Да вот волновался, что ты задержалась, и только, – поспешил произнести он.
– Ну, в том твой вины нет, – заверила его Катерина Дмитриевна и улыбнулась.
Карозин сел за стол и за все время трапезы оба не проронили больше ни слова.
– Мне нужно кое-какие бумаги просмотреть, – сказал Никита Сергеевич, когда обед был окончен. – А ты чем займешься, ангел мой?
– Меня вот Варенька Солдашникова к себе приглашала, – ответила жена. – Но теперь, должно быть, поздновато уже, да и я что-то устала нынче. Пойду к себе, почитаю, – и снова на ее губах заиграла вежливая улыбка.
– Хорошо, – недовольно пробормотал Карозин и вышел из столовой.
Нет, так дело никуда не пойдет, подумал он по дороге в кабинет. Что же это мы самую пошленькую пьеску разыгрываем? Говорим не о том, о чем следует супругам говорить? Он снова прокрутил в голове короткий диалог и поправил сам себя, что разговор-то, конечно, имел быть самый обычный, самый что ни на есть «супружеский», только вот тон, каким все говорилось, да еще сознание того, что думали оба совсем о другом – вот это было фальшиво и пошло. Никита же Сергеевич во всем предпочитал честность и откровенность, и знал, что Катя того же мнения. «А этак что же? – рассеянно размышлял он. – Получается, что мы оба друг друга не уважаем, коли эту комедию изображаем? – он усмехнулся невольной рифме. – Нет, пойду к ней и объяснюсь!» – решил наконец он и, выйдя из кабинета, поднялся на второй этаж, где находилась спальня жены. Карозин осторожно постучал в дверь.
– Кто там? – откликнулась Катенька.
– Это я, – сказал Никита Сергеевич, входя в комнату. – Я вот зачем, – он посмотрел на жену, сидящую за бюро и что-то пишущую, видимо, дневник. – Этак, Катя, не пойдет. – Катерина Дмитриевна посмотрела на мужа удивленно. – Этак мы с тобой можем Бог знает до чего дойти! – Карозин неожиданно разволновался.
– Да о чем ты, Никита? – она повернулась к нему. – Что тебя так взволновало?
– Катя, ну довольно, – попросил он, подходя к жене и