Слабым здесь не место. Охота. Джон Морган
за жизнь и ему повезло выжить?
Местные до последнего надеялись, что охотник разберется сам. Убьет бандитов, а им ничего и делать не придется. Но Тархельгас оказался в меньшинстве, в невыгодных для себя условиях и не собирался рисковать жизнью из-за пустяка.
В итоге местные, бандиты и он сам преследовали свои интересы. А главное для Тибурона – выжить.
Суровая правда котлов.
Очаг молчал. Люди боялись идти против тех, кто мог не просто дать отпор, но и с большой долей вероятности перерезать всех.
– Народ сказал свое слово, – или, точнее, не сказал его вовсе. – Ты и твои люди неповинны в его смерти.
Главарь смог выдохнуть и убрал руку с эфеса.
– Однако, – продолжил Тибурон, – я бы на вашем месте покинул очаг и это поселение.
– Мы так и хотели, охотник.
– И еще одно.
– Я помню про лошадь.
– Да защитят мертвые живых. – Насчет сделки Тархельгас не сомневался, а вот тело его беспокоило. – Кто-то должен позаботиться об умершем.
– Мы отнесем его. – Он жестом приказал своим поднять мертвого лесоруба. – Повесим по законам котлов, а после уйдем. Даю слово, охотник.
– И я его принимаю.
Бандиты даже не стали собирать пожитки, если те у них и были. Смешно пятились назад, пока трое тащили тело к выходу.
Им никто не препятствовал.
Балес был вне себя, но вместо того, чтобы кричать о несправедливости, трусости и безвольности охотника, просто развернулся и, не скрывая переполняющего гнева, смешанного с разочарованием, поднялся в комнату на второй этаж.
Тархельгас же оплатил еще бутылку, перевернул стол, нашел целый табурет и начал привычным способом глушить голоса.
– И что жене его теперь сказать? – заговорили лесорубы меж собой.
– Что дух котлов забрал Фиодеха неотомщенным.
Уже на следующее утро охотник и кастодианин двинулись в путь. Оба в синяках, с едва зажившими ранами, с избитыми кулаками и с достаточным похмельем, чтобы хоть немного радоваться в меру морозному утру.
Ехали молча. Тархельгас – впереди, Балес – чуть позади на купленном скакуне.
Лошади ступали не спеша, под стать медленно падающему снегу. Вырубки были не тронуты. Ни следа саней, ни копыт.
Магическое умиротворение котлов в предрассветных лучах сола. И если Тибурон старался с его помощью отрешиться от недовольных промедлением голосов, то парень вообще не находил себе места.
Дело было не в ноющих ранах, опухшей руке и головной боли. Джувенил не мог найти оправдания тому, что увидели вчера его глаза.
Распираемый собственным негодованием, не в силах больше сдерживать себя, парень поравнялся с охотником, решившись заговорить:
– Я просто не могу понять…
– Тогда лучше повремени с заявлениями, пока не разберешься, что к чему.
Тибурон перебил его непривычно сдержанно. Словно Джувенил опять сморозил какую-то глупость.
Опыт, напомнивший ему, что охотник каждый раз находил что ответить,