Слабым здесь не место. Охота. Джон Морган
взмахнул топором, всадив металл точно в грудь, оборвав невнятные всхлипы бандита. Он уже и так понял, что к чему.
Или ему все подсказали голоса?
Пламя схватки начинало угасать. Тархельгас приходил в себя. Чувствовал боль, растекающуюся по телу, приходящую следом слабость и кровь, что медленно сочилась из ран.
Однако все это казалось каким-то далеким. Даже неважным. Ведь впервые за четыре луна Тархельгас смог удовлетворить голоса и заставить их замолчать. Он знал, что они довольны. Вот только как долго продлится их насыщение? Голод обязательно вернется вновь.
Именно подобные мысли все же заставили его вспомнить о кровоточащих ранах, которые следовало как можно скорее перевязать, если выживание еще входило в его планы.
И вот, высвободив один из ремней и перетянув им ногу, а вторым – предплечье, Тархельгас осознал, что забыл про волчицу.
В этих лесах волколаки живучи, как никто другой, поэтому не стоило списывать ее со счетов.
По своим же следам Тибурон стал возвращаться обратно, туда, где зверь его чуть не прикончил. Он прошел весь свой путь, отыскал тела убитых, но в свете луна все казалось таким странным. Темно-алая кровь в эту ночь была почти неразличима на снегу. Можно почувствовать ее запах, вкус во рту, то, как она пропитала одежду, но не увидеть глазами.
Так он дошел до места, и его предположение оказалось верным. Волчица была все еще жива. С копьем в правом боку она из последних сил поднималась на лапы, делала несколько шагов и падала. От былого гнева не осталось и следа. Лишь инстинктивное желание выжить.
Отыскав свой меч без особого труда, Тархельгас шел за волчицей, держась на расстоянии, пока та окончательно не рухнула в снег. Спрятав металл в ножны, страж выждал еще какое-то время и только после подошел ближе.
Она тяжело и хрипло дышала. Грудь то поднималась, то опускалась. Из ран медленно сочилась кровь. Шерсть невообразимого оттенка при каждом вздохе переливалась в свете луна какими-то неописуемыми мрачными тонами, отдававшими то блеклым огнем, то темной медью. Тархельгас во второй раз отметил, что еще не встречал волколаков, подобных ей.
Однако его поразил далеко не темный каштан шерсти волчицы, а цвет ее глаз. Серые, как утренние сумерки котлов, с голубым отливом неба в те моменты, когда рассеиваются тучи.
Тархельгасу показалось, что она смотрит на него с каким-то пониманием. Была в этом взгляде частичка чего-то разумного. Присущего человеку – не зверю. И кто, как не страж Воющего Ущелья, знал, что наофалгеа в кровавый лун себе не принадлежит.
Останься Три К в живых – ему бы это не понравилось. Не убийство обезумевшего волка (подобное они и сами делали по необходимости), а то, что зверя бросили мертвым без всяких почестей, не отдав тело сородичам. Ведь если взглянуть на волчицу с другой стороны – она все еще человек, хоть и скрыта шкурой зверя.
Тархельгас решил почтить память капитана Кофмана и успокоить волколака согласно обычаю котлов.
Стражник вытащил копье, собираясь добить раненого зверя, когда тот подскочил из последних сил и резко поднялся,